С 14 ноября по 2 декабря в Москве в 14-й раз пройдёт фестиваль нового европейского театра NET, созданный в 1998 году театральными критиками Мариной Давыдовой и Романом Должанским и до сих пор служащий Москве «театральным шенгеном» – его устроители привозят на ежегодный смотр в Москву самые актуальные спектакли, идущие на европейских площадках, а также важные премьеры прошлых лет. Куратор NETа Марина Давыдова рассказала «Газете.Ru» о «немецком акценте» в программе нынешнего года, советском наследии и изменениях в российском театральном процессе.
– Какие события в программе NET этого года вы назвали бы самыми главными?
– Фестиваль проходит в рамках года Германии в России, и у нас на сей раз сделан акцент на немецкие спектакли. Кстати, по окончании NETa в Берлине пройдёт породненный с нами фестиваль Rusimport, и туда уже поедут российские спектакли – «Мастерской Петра Фоменко», Дмитрия Крымова, театра AXE… В Москву же из Германии мы привозим четыре постановки, каждая из которых мне кажется очень важной. Но я бы особое внимание обратила на первый приезд в Россию выдающегося режиссера Кэти Митчелл – она живет в Англии, но в последнее время активно работает в Германии. И спектакль ее поставлен в легендарном берлинском «Шаубюне», уже неоднократно бывавшем в Москве. «Кристина» Митчелл по «Фрекен Жюли» Стриндберга – это театр XXI века. Смотря его, понимаешь, что понятие «современность» заключается совсем не в том, чтобы надеть на артистов одежду модных брендов, а некой новой оптике, в умении по-новому увидеть и сценическую реальность, и мир вокруг.
Второй хедлайнер фестиваля – хореограф Саша Вальц, которую в России в отличие от Митчелл уже хорошо знают. Мы привозим один из лучших её спектаклей последнего времени – «Impromptus» на музыку Шуберта. Ещё из важных событий – спектакль «Проба грунта в Казахстане» знаменитой группы «Римини Протокол», которая тоже уже бывала в Москве.
Кроме немецких спектаклей, я бы еще обратила особое внимание на французскую компанию Филиппа Декуфле, спектаклем которой «Octopus» NET открывается 14 ноября. Но вообще фестивальная программа хороша как некий букет – ведь невозможно сказать, какой цветок в нем главный, все дело в их сочетании. У NETа в этом году довольно компактная программа, и, только посмотрев ее всю, можно будет оценить тот букет, который мы собрали.
– Спектакли Митчелл ни разу не были в России, в том числе из-за невероятной технической сложности. Как удалось привезти «Кристину», и насколько вообще сложно найти финансирование на фестиваль формата NET?
– Немецкие театры – головная боль для любого театрального продюсера. Во-первых, их спектакли, как правило, очень дороги, во-вторых, немцы – перфекционисты. От того, что написано в техническом райдере, нельзя отступить ни на йоту. Помню, как мы несколько лет назад искали красных рыбок для «Норы» в постановке Томаса Остермайера (спектакль театра «Шаубюне»). Они должны были быть строго определенного размера – скажем, 20 сантиметров, 21 их уже не устраивал.
Но даже на этом фоне спектакль «Кристина» чрезвычайно сложен. На одну только его монтировку уходит четыре дня; даже сложные спектакли монтируются дня за два. Но мы все же решили, что лучше привезти один важный спектакль, который запомнится как знаковое событие фестиваля, чем тонны качественного театрального гарнира.
А где мы берём деньги?.. Несколько лет назад нашим партнёром стал фонд Михаила Прохорова – что, собственно, и позволило NETу оставаться на плаву. Но вообще искать деньги на современный театр в России крайне сложно, он особо не интересен ни чиновникам, ни магнатам. Они скорее дадут деньги на шоу, на оперную звезду, на 258-й показ «Арлекина, слуги двух господ» Джорджо Стрелера, но не на новый европейский театр. Поэтому долгие годы на вопрос «Кто ваши главные спонсоры?» мы отвечали: «Безымянные европейские налогоплательщики». Мы опирались на поддержку Французского культурного центра, Гёте-института, других международных организаций. Они брали, да и до сих пор берут на себя значительную часть расходов, благодаря чему мы и выживаем.
– Штефан Кэги и его компания «Римини Протокол» участвуют в фестивале уже второй раз, а до этого приезжал просто так и рассказывал о своих спектаклях. Вы часто приглашаете тех, с кем уже познакомили публику?
– «Римини Протокол» – не исключительный случай. Каждый раз мы стараемся соблюсти в программе некий баланс: с одной стороны, открыть московским зрителям новые имена, с другой – следить за творчеством тех режиссёров, которых открыли для Москвы прежде. Так было с очень многими нашими гостями: Алвисом Херманисом, Виктором Бодо, Жозефом Наджем. «Римини Протокол» – один из лучших документальных театров Европы, и нам небезразлично, в какую сторону он двигается. Перефразируя классика, мы несём ответственность за тех, кого открыли.
– Фестиваль существует 14 лет, и за это время весь российский театральный процесс изменился до неузнаваемости. Как вы считаете, сыграл ли тут NET какую-то роль?
– Честно говоря, хотелось бы, чтобы он сыграл гораздо большую роль, чтобы театр изменился ещё существеннее. Ведь все изменения происходят в очень узком сегменте. Мне радостно, что они затронули не только Москву, но и города вроде Прокопьевска или Кирова, но всё равно это лишь капля в океане. Основная толща театральной воды до сих пор находится в неподвижном состоянии. Но дело в том, что, когда мы начинали в конце 90-х, в российском театре не просто не было новых театральных трендов, сам облик театра был каким-то геронтологическим. Самым молодым режиссёром считался Сергей Женовач, которому уже стукнуло 40 лет. Театральная кровь практически не обновлялась. А в начале нулевых этот процесс все же пошёл. И заслуга NETa (мы ведь намеренно сделали поначалу ставку не на мэтров, а на молодых режиссеров), надеюсь, здесь тоже была.
– Сейчас в русском театре наконец пошли те перемены: смена худруков, театральные реформы, приход к власти тех, кто много лет числился в молодых режиссёрах. Как вам кажется, почему это началось именно теперь?
– Ну, я бы ответила так: потому что гиря дошла до пола. Процесс стагнации стал настолько очевиден, что и чиновники, и многие театральные деятели ощутили необходимость и кадровых перестановок, и административных шагов, которые позволили как-то разворошить болото. Ведь театр – единственная сфера жизни в нашей стране, почти не изменившаяся в административном и хозяйственном смысле со времён Советского Союза. Какой она была при позднем застое, такой она и дожила в законсервированном виде до сегодняшнего дня.
Есть ли тут какие-то преимущества? Конечно, есть. Но гораздо больше недостатков. Иногда наш театр напоминает мне человека, который живёт в эпоху интернета, но продолжает пользоваться голубиной почтой. Кстати, в некоторых театрах до сих пор пишут приказы на печатных машинках. И завлитам долгое время надо было объяснять, что текст, вышедший в интернет-издании, не менее значим, чем статья в какой-нибудь местной городской «правде». Им главное было – вырезать статью из газеты и кнопочками повесить на стенд. А как вырезать ее из интернета, они не понимали. Конечно, сейчас ситуация меняется, но в целом сила инерции в театре очень велика. И хотя какие-то положительные сдвиги наметились, обольщаться я бы не стала. Театральное болото по-прежнему огромно, и трясина может засосать самые благие начинания.
– Почему те, кто прочтёт это интервью, должны обязательно прийти на NET?
– Наш фестиваль старается показывать настоящее театра и заглядывать в будущее. Прозревать в том, что делают художники сегодня, какие-то новые очертания театра сценического искусства. И если читателям сайта интересно не только настоящее театра, но и его будущее, спектакли, которые мы привозим, все же стоит посмотреть.