Островное положение обязывает к самобытности. Совсем недавно автору этих строк довелось беседовать с одним англичанином, который на голубом глазу доказывал, что Британия – это не часть Европы, а отдельная цивилизация. Прямо как наши евразийцы.
Конечно, в большинстве своем приведенные им доводы выглядели схоластическими, но важна сама готовность отстаивать подобные воззрения.
Их корни уходят в прошлое – и не в последнюю очередь в ту эпоху, которой посвящена выставка в Музеях Кремля.
«Золотой век», вынесенный в заглавие проекта, не столько метафора, сколько доктрина. Вдосталь навоевавшись между собой под знаменами Алой и Белой Розы, английские нобили желали обрести наконец мир и благоденствие, каковые были обеспечены правителями из династии Тюдоров. Хотя в сегодняшнем понимании тот период совсем не походил на идиллию – чего стоит хотя бы реформа церкви, учиненная Генрихом VIII, или жестокие испанские войны, ведомые его дочерью Елизаветой, но все же страна предпочитала уверенное единовластие кровопролитным междоусобицам.
Полтора столетия относительного гражданского перемирия – это и был «Золотой век», прерванный революцией 1640-х.
Образ счастливой Аркадии, позаимствованный в античной литературе, служил внутриполитическим лозунгом. Например, когда к власти не без труда пробилась Елизавета, для укрепления ее авторитета из «Буколик» Вергилия была добыта цитата, увязывающая наступление безмятежных времен с приходом некой Девы. Официальная пропаганда до такой степени отработала эту аллегорию, что нельзя даже исключать влияния штампа на личную жизнь королевы-девственницы, «обрученной с нацией». Хотя поначалу матримониальные намерения Елизавете были отнюдь не чужды, что косвенно подтверждает ее парадное изображение, так называемый Хэмпденский портрет. На нем королева держит в руке гвоздику – символ будущего обручения. Впрочем, портрет настолько насыщен различными аллегориями, порой совершенно загадочными, что однозначно ничего утверждать нельзя.
Упомянутый портрет – явный хит нынешнего выставочного проекта, но далеко не единственный.
Основным партнером Музеев Кремля при подготовке экспозиции выступал музей Виктории и Альберта, владеющий огромным числом раритетов. Не все они, разумеется, отправлены в Москву, но найдутся на выставке вещицы крайне важные и примечательные – скажем, вырезанные из дуба фигуры быка и грифона, геральдические символы могущественного рода Дейкров или портрет неизвестного аристократа, нарисованный Гансом Гольбейном-младшим. А рыцарский доспех Генриха VIII и вовсе позаимствован из личной коллекции ныне правящей королевы. Любопытно заметить, кстати, что в Англии передача фамильных ценностей из поколения в поколение – вовсе не прерогатива монархов. Два сногсшибательных ювелирных украшения, «Драгоценность Дрейка» и «Звезда Дрейка», позаимствованы для выставки у потомков рыцарственного пирата и мореплавателя.
Справедливости ради стоит сказать, что вклад Музеев Кремля в совместный проект тоже значителен: вообще-то здесь хранится лучшая в мире коллекция английского серебра эпохи Тюдоров и Стюартов.
Речь не только о посольских дарах, но и о покупках. Британские монархи даже в пору расцвета нередко сбывали ценности короны за рубеж, дабы поправить свое финансовое положение. А уж после казни Карла I почти все сокровища казны ушли с молотка на серии аукционов. Различными путями серебряные предметы из туманного Альбиона попадали к русским царям. Итоговое собрание оказалось настолько внушительным, что теперь англичане ждут не дождутся, когда совместная выставка отправится в Лондон. Там она будет демонстрироваться весной следующего года под названием «Сокровища царственных дворов: Тюдоры, Стюарты и русские цари».
Но, каков бы ни был ущерб, понесенный британской казной в разные периоды, образцов культуры XVI–XVII веков в стране сохранилось достаточно, чтобы производить на зрителей сильное впечатление. Для этого не обязательно козырять золотом-бриллиантами, можно сосредоточиться на ценностях художественных и сугубо исторических. Архитектурные эскизы великого зодчего Иниго Джонса, работы знаменитейшего миниатюриста елизаветинского времени Николаса Хиллиарда, живописные портреты Якова I и Карла I из мастерской Антониса Ван Дейка, дворцовая шпалера «Эсфирь перед Артаксерксом», первое фолио шекспировских пьес, изданное через восемь лет после смерти автора, – подобные раритеты способны захватывать воображение не меньше, чем драгоценная королевская подвеска «Милосердный пеликан». Пожалуй, интеллектуальная роскошь этого проекта вполне конкурирует с роскошью материальной, если не превосходит ее.