Коммерсантъ: О выставке Гойи и братьев Чепмен в Эрмитаже

Вроде бы эпоха сентиментализма давно в прошлом, а люди нынче куда как чувствительны: все-то оскорбляет их чувства, особенно современное искусство. Классика — та пока нет: во всяком случае, правоверных хоругвеносцев — из тех, что регулярно громят что-нибудь в Сахаровском центре или галерее Гельмана, с пикетами против богомерзких рубенсов и ренуаров перед ГМИИ имени Пушкина, слава богу, не видать.

Жаль, в Петербург не привезут последнюю большую инсталляцию братьев Джейка и Диноса Чепменов, пользовавшуюся таким успехом на первой Киевской биеннале. Она изображала нацистов на выставке авангарда: созерцая абстрактные скульптуры, манекены в эсэсовской форме (только на алых нарукавных повязках вместо свастик у них были смайлики) прямо на глазах, в полном соответствии с постулатами геббельсовской пропаганды, превращались в дегенератов и извращенцев. Пространство инсталляции с манекенами в человеческий рост представляло собой обыкновенный выставочный зал, так что враждебный к современному искусству зритель, попав на эту "дегенеративную" выставку за компанию с дегенеративными нацистами, мог посмотреть на себя со стороны. И все же, показывая работы Чепменов вместе с классикой, от которой британские хулиганы, собственно, и отталкивались, в Эрмитаже явно подстраховываются. Перед тем как насладиться "Концом веселья" Чепменов, почтеннейшую публику приглашают на выставку ""Им никто не поможет". Трагические сюжеты в графике Гойи". "Посещение не рекомендуется лицам моложе 18 лет" — говорится в эрмитажном анонсе про "Конец веселья", хотя это предупреждение с большим основанием можно было бы адресовать испанскому классику. 

Непосредственного отношения к Франсиско Гойе "Конец веселья" — инсталляция из девяти расставленных свастикой аквариумов, внутри которых игрушечные нацисты и мутанты топят друг друга в крови,— не имеет. Разве что отчасти, в каких-то еле заметных иконографических деталях. В данном случае чепменовская иконография — в плане пейзажей и общих композиций — гораздо больше обязана Босху, Брейгелю Адскому, старым нидерландским "Голгофам", "Страшным судам" и "Избиениям младенцев". А также Грюневальду, итальянским маньеристам, византийской иконе (братья — киприоты по матери и не раз заявляли, что принадлежат к Греческой православной церкви, хотя кто их разберет — всерьез или в шутку), "Апокалипсису сегодня", "Универсальному солдату", фильмам про зомби и компьютерным "стрелялкам-мочилкам". И еще аквариумы "Конца веселья" напоминают неаполитанские рождественские вертепы, presepio. Что же касается графики, она действительно непосредственно относится к Гойе: братья Чепмен "дорисовывают" офорты из "Бедствий войны" и "Капричос", вписывая мультяшных пришельцев в гойевские сцены, как "дописывали" картины английских анонимов позапрошлого века и акварели Гитлера. И это, пожалуй, один из самых скандальных актов их художественного вандализма. 

Нам сегодняшним, насмотревшимся "Универсальных солдат" и наигравшимся в "Mortal Kombat", не так-то просто понять, какое впечатление производили офорты Гойи на его современников. На людей эпохи сентиментализма, представлявших мир в виде буколических сцен с прелестными пастушками, веривших в естественные чувства, полагавших вслед за одним женевским авантюристом, что человек по природе — не живодер, и не предполагавших вслед за одним парижским анатомом, что вершина инженерного гения современности — это гильотина. Вряд ли наполеоновские войска в Испании зверствовали сильнее, чем где-либо еще. Но в Испании нашелся глаз, увидевший войну не как череду триумфов, галерею героев или хореографическую постановку батального жанра. А как то, что мы продолжаем видеть в войне по сей день и что с глубоким прискорбием вынуждены приписать не столь уж доброй человеческой природе. Трудно назвать художника, который бы сильнее оскорбил человека — не человека эпохи сентиментализма, а вообще человека — в его лучших естественных чувствах. К Гойе братья Чепмен относятся по-свойски: он — их талисман, он принес им славу еще в начале 1990-х, когда они составили свою энциклопедию человеческого зверства в виде этакой диорамы с крохотными фигурками по мотивам "Бедствий войны". А уж перевод листа N39 ("Славный подвиг! С мертвецами!") из "Бедствий войны" в формат инсталляции со стекловолоконными манекенами, где все, что у Гойи наполовину терялось в ворохе офортных штрихов, было выставлено напоказ — расчлененные и оскопленные тела пленных, насаженные на дерево, во всех подробностях,— и вовсе сделался чем-то вроде чепменовской визитной карточки. Впрочем, выставляя братьев Чепмен вместе с Гойей, Эрмитаж заставляет повзрослевших "молодых британцев" отдать долг старику-испанцу. Чьи "Трагические сюжеты" (а это не одни только "Бедствия войны" и "Капричос", но и "Тавромахия" с "Пословицами", то есть выборка из всех офортных серий) едва ли способны вызвать сегодня такой ажиотаж, как мелкое хулиганство записных провокаторов первого саатчиевского призыва.

Эрмитаж, Главный штаб, c 20 октября 2012 по 13 января 2013