Человека, привыкшего мыслить рационально, от нового протестного движения отталкивает даже сам выбор цели и названия – Occupy LSX. Протестуя против мирового капитализма и банков, получивших во время кризиса огромные бюджетные субсидии, гораздо логичнее было бы захватывать Bank, а не биржу, которая не участвовала ни в каких схемах субсидирования. Однако революции не знают логики.
Впрочем, революция ли это? Возможно ли всерьез думать, что жители Великобритании, практически вся экономика которой держится именно на финансовых операциях, окажутся достаточно разозленными и упорными, чтобы рубить сук, на котором сидят? Да, акция Occupy LSX – часть очень мощного мирового движения, которое наводит на мысли если не о революции, то как минимум о «большом сдвиге» (Big Shift) Хагела, в начале которого, по утверждению автора концепции, неизбежно будет период сильного социального напряжения из-за дисфункции экономических и властных институтов. Но настолько ли мощно это движение в Великобритании, население которой, строго говоря, еще не получило настоящего удара в челюсть?
Личный скептицизм относительно стихийных протестных акций подкрепляли и злые насмешки, которыми в медиасреде осыпают активистов британских протестных движений, возникших на волне кризиса, рецессии и действий нового правительства – например, UK Uncut (организация, протестующая против бюджетных сокращений). Этих людей считают кем-то вроде оторванных от реальности дурачков или наглых бездельников, сидящих на пособиях и протестующих против их урезания. Не добавлял энтузиазма и сайт Occupy LSX: за день до акции на нем по-прежнему не было никакой, условно говоря, политической программы, не заявлено было никаких целей и требований, которых протестующие собираются добиваться. Призыв «приходите захватывать биржу, протестовать против капитализма» для нормального представителя среднего класса средних лет звучит в лучшем случае несерьезно и тусовочно, в худшем – как попытка анархистов манипулировать деклассированными малолетками. Однако я помнила о indignados в Мадриде и второй неделе протестов на Wall Street. Только желание увидеть этих людей воочию, убедиться в их целеустремленности или, наоборот, малой вменяемости, понять, наблюдаем ли мы начало «большого сдвига» или очередную тусовку людей, которым нечем заняться, заставило меня поехать к бирже и собору Святого Павла.
На подходах к Сити, у банка и по всей Cheapside вплоть до метро St.Paul's, что непосредственно у места событий, было на удивление малолюдно для массовых беспорядков. Все входы на биржу охраняли полицейские, впрочем, совершенно не напряженные: многие о чем-то болтали друг с другом, смеялись, все это выглядело, как обычная патрульная служба, только на фиксированном посту. Серьезные полицейские заграждения начались только непосредственно на площади перед собором Святого Павла – именно на ней собрались протестующие после того, как их не пустили к бирже и биржевой площади Paternoster, ловко воспользовавшись тем предлогом, что Патерностер находится в частной собственности и доступ на нее может быть запрещен в любое время по желанию владельца.
К двум часам дня на соборной площади собралось около тысячи, от силы полторы тысячи человек. Сидящие заняли все ступеньки собора и вплоть до памятника толпа сидела плотно, а на остальных частях площади (довольно маленькой) свободного места было много. Все это создавало ощущение, что акция довольно представительная, но не поражающая масштабами, в отличие от испанских протестов. Вся площадь была оцеплена двойным кордоном полицейских и поначалу казалось, что пройти на площадь, ближе к протестующим, уже невозможно. Однако полицейские любезно подсказали, что вполне можно просочиться у края кордона, только пускали не сразу, а небольшими группками – как в музей на исключительно популярную выставку.
На ступеньках собора происходила «генеральная ассамблея» – общее обсуждение планов протестующих. Occupy LSX – как, насколько мне известно, и все другие подобные движения в мире, – принципиально отказывается от формирования каких бы то ни было лидерских структур, считая, что они слишком быстро подвергаются коррупции. Поэтому все решения, включая мелкие вроде организации питания и туалетов, решаются путем скандирования каждой фразы всей толпой – точнее, теми, кто стоит ближе к ступенькам и слышит, что говорит в микрофон очередной выступающий.
По краям площади, несмотря на скандирование, разобрать что-либо было уже невозможно, поэтому участники протеста, расположившиеся на периферии, занимались своими делами: кто-то разговаривал с друзьями, кто-то загорал, кто-то играл в футбол, кто-то разбивал палатки – было решено, что протестующие останутся на площади как минимум на все выходные.
Некоторые пришли с маленькими детьми, видны были даже коляски младенцев. В сочетании с постоянным неразличимым скандированием, стрекотом двух полицейских вертолетов и полицейским кордоном все эти буколические сценки солнечного осеннего дня казались немного сюрреалистическими. Привычная телекартинка, на которой политические протесты выглядят как толпы агрессивных молодчиков в масках, крушащих витрины и поджигающих машины, в случае «оккупации биржи» отказывалась накладываться на действительность. Но это отсутствие ожидаемой энергии в толпе, невозможность разобрать речи активистов со ступеней собора и отсутствие конкретных требований на плакатах (единственное вменяемое требование было не сокращать налог Тобина) порождало ощущение бессмысленности и бесцельности происходящего.
Впрочем, толпа вовсе не выглядела унылой, хмурой и как-то подкошенной хронической бедностью. Несмотря на то, что большинство говорили, что работы у них нет и не предвидится, а кто-то не работал уже три года, никто не смотрелся истощенным и не был одет в лохмотья – за исключением многочисленных хипстеров, для которых обноски являются стилистическим выбором. Кроме хипстеров, на площади было много студентов и недавних выпускников университетов, члены неизвестных мне политических партий левого толка, но основная масса пришедших – это те, кого я бы назвала «обычные люди». Их даже трудно описать, это просто люди из уличной толпы, без особых отличительных признаков, «как все».
И это, на самом деле, представляется мне важным.
Политические акции, да еще долгосрочные, какой планирует быть Occupy LSX, требуют недюжинного упорства и энергии, а также отсутствия других обязательств: семьи, работы и прочего. Поэтому-то основными участниками подобных мероприятий обычно является молодежь, политически ангажированная интеллигенция или профессиональные «борцы с режимом». Всем остальным некогда устраивать революции, надо впахивать каждый день и вообще у них есть другие интересы. Когда же на протесты выходят «дяди Васи из соседнего подъезда», это может означать две вещи: либо они могут себе позволить сидеть на площади, потому что работы действительно нет, либо народ действительно достало.
Настоящую безработицу мне никак не удается обнаружить в реальной жизни: все кричат, что процент ее огромен, но при этом вокруг все, кто хочет работать, работают. Точно так же мне не удалось обнаружить и бедности: протестующие на площади, говорившие о своих огромных долгах и отсутствии работы, разговаривали по айфонам, пользовались макбуками и покупали кофе и сандвичи в Paul – прямо скажем, не самом дешевом кафе города. Поэтому приклеенная к стене табличка Tahrir Square EC4M City of Westminster, вывешенная в качестве символа, на деле выглядела глупым нахальством – жители Великобритании даже представить себе не могут, какие на самом деле условия жизни приводят к событиям уровня Тахрир. Европейцам, даже в более ушибленных рецессией странах, чем Великобритания, пока еще только мелок жемчуг. Возможно, поэтому съемочная группа какого-то ближневосточного канала улыбалась, глядя на происходящее: для них это, должно быть, выглядело детским садом.
Однако для самих англичан «народная демократия» – вполне привычное занятие, как и массовые беспорядки на почве экономических трудностей, типа восстания луддитов или забастовок шахтеров. И если возмущение населения действительно приближается к точке кипения, то нация может напомнить правительству, кто кого избирал. И напоминание это может оказаться весьма болезненным.