Сначала – меню. Его нужно не только составить, его следует «просочетать». Аперитив. Закуски. Горячее. Сыр. Хлеб. Десерт. Вино подобрать. Дижестив проверить. Чай-кофе проинспектировать: один же обязательно скажет, что пьет травяной тизан, а другой – кофе без кофеина. Все необходимо продумать, все предусмотреть.
Достаем бабкин лиможский фарфор, белоснежный, с кракелюрными трещинами. К нему – начищенное до блеска серебро, купленное в Galleries Lafayette по «свадебному листу»: вилка-нож для закусок, вилка-нож для горячего, вилка-нож для десерта, ложка для десерта, ложка для кофе. Тонкие кружевные салфетки. Хрустальные графины и бокалы. Щипчики и вилочки. Соусницы и сахарницы. Солонки и перечницы. Так, ничего не забыли?
Гости придут с цветами и вином. Придут не за час и не через, а ровно в назначенное время. Сядут на диванах, возьмут по стаканчику, зарумянятся, захрустят канапэ, защебечут о погоде, потомятся в соку ароматов из кухни. А когда поутихнут, хозяин слово возьмет. И в полной тишине огласит меню. Все заслушаются, одобрительно закивают. Француз ведь не скажет «котлеты из мясного фарша с луком, хлебом да клюквой», он прочитает поэму про «румяные рулетики с луковой заправкой, по-старинному стилю, в подливке из тающих ягод, со сладкими хлебцами». Слово хозяина – это знак, его поймет любой француз, даже если тот еще не умеет говорить. Этот знак означает – a table!
Тут уж гости оживятся, перейдут за стол и рассядутся так, как укажет хозяйка: семейные пары будут разбиты и между собой перемешаны – чтобы все по отдельности, но чтобы все вместе.
Приступаем к трапезе. Но к трапезе ли? Вроде гурманский момент в ужине – самая соль, однако люди близкие встречаются пообщаться. А поскольку ужин длится часа три-четыре, присутствующие общаются без перерыва. И непонятно: как выпивается вино, как исчезает мясо? Тихий вечер с приятными собеседниками, постоянной переменой блюд, позвякиванием тарелок, откупориванием бутылок. И никому не хочется уходить, даже если завтра – на работу. Ну, хотя бы потому, что десерт еще не подали.
Наши друзья во Франции очень любили, когда мы устраивали ужин «по-русски». То есть «давали» ужин с русской едой. Знаете, с русской едой в Париже были проблемы. Это сейчас понаоткрывали гастрономы с немецким кефиром и российской гречкой, а мне в 2000-х приходилось ездить в 16-й округ: там, недалеко от российского посольства, запрятан секретный магазин – непосвященному человеку найти его не представлялось возможным. Нужно идти вдоль роскошных особняков и остановиться возле того, что с деревянными воротами. Постучать. Сообщить в отвалившееся окошко о цели визита. Тогда уж и дверка откроется.
Я долго искала его, он же работал без расписания. Первый раз нашла по звуку – за живой изгородью на тихой улочке крикнули: «Ленк, какое пиво открывать – «Балтику»? Познакомилась с жителями особняка через кусты методом перекрикивания, способом переругивания: русские женщины по причине первомая категорически отказались открывать магазин, хоть и сообщили, что они в нем работают.
Сама лавка являла печальное зрелище. С одной стороны – еда, с другой – пыльная бытовая техника. Я гадала, зачем в капиталистической стране хранить на продажу пыльные телевизоры, но народ знающий уверял, что «здесь дешевле, чем во всем Париже». С едой было как-то понятнее. Я покупала гречку, селедку, соленые огурцы и пельмени. Пельмени на лиможском фарфоре – да, я вам скажу, наши ужины производили фурор!
В эти выходные подавали фондю Bourguignonne и tarte Tatin. В качестве дижестива пили коньяк, я собственноручно смешала его на виноградниках Hennessy из трех сортов eaux-de-vie (1975, 1978 и 1986 годов, если кому интересно, конечно).
Прощались долго. Целовались по три раза. Гости ушли довольные. А я потом два часа чистила серебро.