Байройт: первые итоги

Европейская музыкальная жизнь июля-августа очень богата на события, но центральным из них, по крайней мере, в Германии, стало открытие Байройтского фестиваля. В год 200-летия Вагнера Байройт привлекает особое внимание, и тем большая ответственность ложится на плечи участников и организаторов фестивальных мероприятий. А они, как обычно, грандиозны: до 28 августа будет показано 7 опер («Летучий голландец»; тетралогия «Кольцо нибелунга», включающая, напомню, оперы «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов»; «Тангейзер» и «Лоэнгрин»).

О светской составляющей фестиваля написано много, год от года она не сильно изменяется. Весь немецкий истеблишмент, как водится, отметился на открытии, и Интернет переполнен фотографиями торжественного прохода знаменитостей по красной дорожке. Поэтому хочется сразу перейти к рассказу о художественной составляющей фестиваля.

Фестиваль открылся премьерным спектаклем прошлого года – «Летучим голландцем». Почему именно им? Во-первых, «Голландец», наряду с «Лоэнгрином», самая «удобоваримая» опера Вагнера – недлинная, динамичная, с большим количеством эффектных сцен. Это и требуется для значительной части почетных гостей, присутствующих на спектакле, потому что того требует их положение.

Во-вторых, постановка уже «обкатана», с ней свыклись, да и кричать «бу» второй год подряд как-то странно. В общем, старый конь борозды не испортит – этим принципом, по всей видимости, руководствовались сестры Вагнер при составлении программы. И не прогадали – открытие прошло гладко, протесты зрителей остались в прошлом году, а исполнение вызвало бурные овации.

Действие оперы в трактовке режиссера Яна Филиппа Глогера происходит на вентиляторной фабрике, что было весьма символично ввиду сорокоградусной жары, стоявшей в день спектакля в Байройте. Матросы с корабля Голландца у Глогера заменены бизнесменами, сам корабль – маленькой весельной шлюпкой, а золото, обещанное за Сенту, - долларами.

Михаил Мурашов

В 1999 году с отличием закончил МГУ им. Ломоносова, в 2000-2002 годах учился в аспирантуре Свободного Университета Берлина. Кандидат исторических наук, специалист по послевоенной истории ФРГ. Как и многие истфаковцы, пришел в журналистику, возглавив журнал «Кадровый менеджмент». С 2005 года теорию управления персоналом воплощал на практике, возглавляя департаменты внутренних коммуникаций в таких компаниях, как «РУСАЛ», «Ренессанс страхование», «ВымпелКом».  Хобби – путешествия и классическая музыка (а на практике – классическая музыка как повод для путешествий). 

Сента же вместо созерцания портрета Голландца занята куклой, которую сама мастерит из подручных материалов и раскрашивает в черный цвет. В прошлом году для этой цели использовалась кровь, но зрелище все равно осталось малоаппетитным – руки у героини испачканы основательно. В общем и целом, эти режиссерские ходы не кажутся прорывом или провокацией, публика давно привыкла к куда более радикальным решениям.

Что же касается музыки, то, помимо Вагнера, лавры достались, в первую очередь, дирижеру Кристиану Тилеману за мощную, напористую, слаженную игру оркестра. Как и в прошлом году, хорош был кореец Самуэль Юн в роли Голландца (тогда он заменил Евгения Никитина из-за скандальной истории с татуировкой).

Но Юну, в отличие от Никитина, так и не хватает мощного голоса, и Тилеман умело ему помогает, приглушая оркестр. Сенте этого сезона, Рикарде Мербет, помощь не требуется, она «пробивает» через оркестр, хотя иногда ей для этого приходится напрягать голос вплоть до крика. Прекрасно, хоть и с некоторым усилием, справились с мощью вагнеровского оркестра Франц-Йозеф Зелиг (отец Сенты Даланд) и Беньямин Брунс (рулевой).

Особую музыкальность, гибкость и естественность голоса продемонстрировал Томислав Мужек (Эрик, поклонник Сенты). Открытие фестиваля удалось на славу, и мы можем перейти ко второй части программы – тетралогии «Кольцо нибелунга».

Ее поставил режиссер-провокатор Франк Касторф, отмеченный всевозможными призами и премиями. Он возглавляет берлинский театр Фольксбюне и с оперой соприкасался в первый раз. Между тем, предыдущая сценическая версия «Кольца» в Байройте уже стояла под большим сомнением, так как Ларс фон Триер (тоже, прямо скажем, не оперный режиссер) после двухлетней подготовительной работы признал свою неспособность поставить тетралогию.

В качестве «скорой помощи» был призван Танкред Дорст, спасший положение весьма скучной постановкой, которую не ругал разве что ленивый. Такая вот предыстория. Для того чтобы была понятна вся серьезность режиссерской задачи, добавлю, что тетралогия, этот гигантский булыжник, ставится в Байройте очень редко – 1-2 раза в десятилетие, и каждая новая постановка тут же переходит в разряд исторических событий.

Во время репетиционной работы у Катарины Вагнер, возглавляющей фестиваль, спрашивали о границах ее доверия к режиссеру, и она называла только два существенных ограничения – бюджет и выполнимость замысла. Известно, что сестры Вагнер принципиально не вмешиваются в работу режиссеров (по крайней мере, такова их официальная позиция). Такая либеральность полезна для имиджа крайне консервативного Байрота и практична в случае провала постановок. К сожалению, нынешнюю версию «Кольца» можно скорее считать провальной. Несколько слов о концепции каждого спектакля.

26 июля, вечер первый, «Золото Рейна». Касторф переосмысляет тему сокровищ Рейна, обнаружив их не в золотых кладах, а в нефти. Только вот находится эта нефть не в Германии, а на диком Западе. Действие разворачивается на бензоколонке, которая одновременно является мотелем с баром и бассейном (последний все-таки отсылает зрителя к теме Рейна). Русалки жарят сосиски и пьют коктейли; обиженный на них карлик Альберих крадет золото Рейна (кусок целлофана из бассейна); потасканный верховный бог Вотан совокупляется с богиней Фрикой; герои плюют на пол и пинают друг друга ногами; все это транслируется на большой экран над сценой.

27 июля, вечер второй, «Валькирия». Тема нефти продолжается. Действие происходит в Баку, на нефтеперерабатывающем заводе Вотана до и после прихода советской власти. Валькирии пьют чай из самовара и водку, фабрику штурмуют анархисты, действие снова сопровождается проекциями (отрывки из «Броненосца Потемкина», газета «Правда», календарь на азербайджанском языке – единую сюжетную линию проследить трудно).

29 июля, вечер третий – «Зигфрид». Место действия – выдуманный режиссером монумент с головами Маркса, Ленина, Сталина, Мао. У его подножия Зигфрид кует свой меч (автомат Калашникова). Второе действие разыгрывается в Берлине, на Александерплац. Вотан совсем опустился и встречается с Эрдой в кафе. Они спорят, Эрда выплескивает в лицо Вотана вино. Третье действие – все та же Александерплац. Любовный дуэт Зигфрида и Зиглинды сопровождает сцена совокупления двух крокодилов.

31 июля, вечер четвертый, «Гибель богов». Место действия – снова Берлин, на этот раз турецкий район Кройцберг. Затем вагончик на фоне здания, напоминающего закутанный в ткань Рейхстаг, на деле оказывающегося Нью-Йоркской фондовой биржей. Богини судьбы норны, вместо того чтобы прясть свою нить, совершают обряды, похожие на сатанинские. Замок Гибихунгов превращается в киоск, торгующий кебабами. Траурный марш, у Вагнера сопровождающий тело героя Зигфрида, посвящается Хагену, его убившему. В финале именно Нью-Йоркская биржа горит, изображая гибель Валгаллы, небесного дворца для павших воинов.

Четыре вечера, четыре едва связанные друг с другом концепции, четыре скандала, четыре триумфа оркестра и дирижера – таков итог показа нового «Кольца». После завершения «Гибели богов» публика, которая до этого выражала свои эмоции более сдержанно, освистала режиссера. 10 минут настоящей бури из криков «бу» и свиста встретили Касторфа, когда он впервые за четыре вечера появился на сцене.

Вместо того, чтобы покорно выслушать вердикт публики и сделать вид, что так и должно быть (самая распространенная тактика в таких случаях) Касторф активно провоцировал зрителей весьма неоднозначными жестами и отказывался покинуть сцену. Только поднятие занавеса, за котором оказался фестивальный оркестр, помогло успокоить эту бурю.

Оркестр и дирижера, нашего бывшего соотечественника, а ныне гражданина Австрии Кирилла Петренко называют настоящей сенсацией нынешнего цикла. Петренко получил все возможные похвалы – и за мощный звук, и за гибкость, и за феноменальную экспрессию и лиричность, и за создание великолепного ансамбля певцов. Его появление в Байройте можно по праву назвать полным триумфом – бывший россиянин (а россиянином его называют и до сих пор, такие вещи в Европе не забывают) покорил капризную, требовательную и сверконсервативную байройтскую публику.

Очень хороши, но не так однозначны были певцы. Дело в том, что фестиваль, конечно, собирает лучших вагнеровских исполнителей со всего мира, но титул «лучший вагнеровский певец» часто означает одну неприятную особенность. Исполнители, которые увлекаются вагнеровскими партиями, в итоге почти неминуемо «сажают» голос из-за гигантских нагрузок и специфической музыки, не самой полезной для голоса. Так произошло с канадцем Лансом Райаном, одним из двух лучших Зигфридов нашего времени, но, к сожалению, уже скорее в прошлом.

«Кольцо» завершено и стало частью истории. Провал режиссуры, о котором сейчас говорят все, со временем вполне может быть оценен иначе, таких примеров известно множество. В конце концов, на нынешнем фестивале музыка Вагнера не только не пострадала, но и однозначно выиграла, а это в Байройте, привыкшем к режиссерским скандалам, главное.