Но при чем же тут кровать? При всем – в прямом смысле этого слова. Кровати или кроватеподобные предметы разных видов и назначений присутствует в каждой сцене, начиная с увертюры. В ней Дон Жуан неожиданно для Лепорелло чудесным образом оживет и спрыгивает с каталки, готовой отвезти его в печь крематория, символизирующую ад. Запомним этот ход – мы еще встретимся с ним в финале, но об этом позже.
Далее по ходу оперы кровати множатся с устрашающей быстротой. Все это мебельное разнообразие довольно активно вращается вместе со сценой, не давая нам скучать. Перед нами оказываются и массажная кушетка, и любовное ложе, и больничная койка, и даже каталка с телом невинно убиенного Командора. Причем в последнем случае она заменяет его статую, которая, как известно, приходит к Дон Жуану на ужин. Ну, не пришла, а приехала – какая, в сущности, разница.
Еще одним примечательным решением спектакля является черно-белое цветовое оформление. Стильно, хотя иногда утомительно для глаз. Но сам Дон Жуан, то вызывающий отвращение, то привлекательный, в черно-белую гамму вписывается идеально.
Перейдем к музыкальной части, которая нам с соседкой так пришлась по вкусу. Здесь все было совсем не черно-белым, а весьма ярким. В первую очередь, благодаря французскому дирижеру Жереми Рореру. Его, несмотря на сорокалетний возраст, упорно называют молодым дирижером нового поколения, и это определение скорее подходит к его манере исполнения – живой, напористой, изобретательной.
Он специалист по Моцарту, но активно дирижирует барочной музыкой, а периодически обращается и к произведениям XIX века. Рорер аутентист, то есть сторонник исполнения музыки на тех инструментах и теми приемами, которые использовались в момент ее написания. Основанный им оркестр Le Cercle de l’Harmonie звучал замечательно, а все исполнение прошло на одном дыхании. Моцарта все чаще исполняют в быстром темпе, и Рорер здесь не исключение, но его темпы не просто спешат – они живут, дышат, пульсируют. Эту динамику дирижер сохраняет с первой и до последней ноты.
С певцами в тот вечер все было вполне благополучно, но не так однозначно, как с оркестром. Грань между качественным и выдающимся вокалом преодолел лишь немец Даниэль Беле (Дон Оттавио). Это выдающийся лирический, моцартовский тенор, способный не просто спеть музыку, а сделать каждую фразу праздником для слуха.
Австриец Маркус Верба (Дон Жуан), хорошо известный европейской публике по выступлениям на ведущих оперных сценах, безукоризненно спел и сыграл свою партию. При этом называть его Дон Жуана событием я бы не стал, для этого не хватило масштабности и более тонкой проработки роли. Все-таки игрой мускулами и жаркими взглядами в наше время никого уже не удивишь. А ведь образ Дон Жуана неоднозначен и многогранен, и обидно, когда его измеряют лишь количеством кроватей.
Достаточно вспомнить о том, что соавтором либреттиста Лоренцо да Понте был сам Джакомо Казанова. В своих собственных мемуарах он предстает многосторонней личностью: политиком, финансистом, ловким дельцом, авантюристом и только потом – дамским угодником. Непредвзятый и более внимательный взгляд на Дон Жуана трактовке французского режиссера Стефана Брауншвейга не помешал бы.
Очень хорош был Лепорелло в исполнении канадского баса-баритона Роберта Глидоу. По словам представителя театра, появление которого на сцене после антракта не обещало ничего хорошего, Глидоу накануне спектакля получил травму головы. Однако она не помешала певцу прекрасно играть и мастерски преодолевать все трудности партии. Разве что знаменитая «Ария со списком» вышла немного скомканной.
Самой сильной работой женской части ансамбля стала Церлина итальянки Серены Мальфи. Своей копной волос, безудержной энергией, темпераментом и отличной техникой певица напомнила Чечилию Бартоли. А ее Церлина вышла сильной, решительной и волевой натурой.
Качественным, но малоинтересным оказалась исполнение роли Донны Анны француженкой Софии Марин-Дегор, причем как с вокальной, так и с актерской точки зрения.
Шведка Миа Персон (Донна Эльвира), сделавшая впечатляющую мировую карьеру, сыграла очень хорошо, но ее голосу довольно часто не хватало красоты и благородства, так нужных в операх Моцарта.
Итак, мы дошли до финала. Если вы помните, в увертюре Дон Жуан избежал знакомства с адом, но лишь временно. Финальная сцена решена режиссером следующим образом: Командор уступает злодею место на каталке и самолично отправляет его в печь крематория. Натуралистично? Зато надежно! «Добродетель ждет награда, порок сам себе судья!» - поют торжествующие герои. Занавес!