О политической среде разных стран иногда полезно говорить на примере фигур, которые не занимали первых постов, а иногда даже не имели каких-то особенных властных амбиций. Они просто оказываются хранителями этой среды — тех ее традиций и уникальных практик, которые позволяют национальной политике не превращаться в обычную машину по замене одних малозапоминающихся лиц на другие в ходе очередных выборов.
Скончавшийся на прошлой неделе в Варшаве в возрасте 93 лет профессор Владислав Бартошевский - советник польского премьера по вопросам международного диалога — и до последних дней действительно выполнявший свои обязанности на этом посту, сохраняя великолепную физическую и интеллектуальную форму — в каком-то смысле был подобным секретным ингредиентом польской политики. Можно сказать, что он принес в нее свою версию истории Восточной Европы XX века. Его можно — и это не раз происходило — сравнивать с другими уникальными долгожителями политического мира — например, Шимоном Пересом или Генри Киссинджером — с той, впрочем, существенной поправкой на степень разрушений и насильственных переустройств, которым подверглось польское государство и общество в течение XX века, при которых сохранение живой традиции приобретает дополнительную ценность.
Владислав Бартошевский был, видимо, последним из остававшихся в живых членов «Жеготы». Под этим конспиративным названием в 1942-45 году в оккупированной Польше функционировал Совет помощи евреям — подпольная структура, оказывавшая содействие в эвакуации евреев из гетто, снабжению их фальшивыми документами, предоставлению им другой возможной помощи. За время войны членам организации удалось вывезти за пределы гетто и спасти от уничтожения тысячи еврейских детей, которых помещали в польских семьях, детских домах и приютах при католических монастырях. В 1943 году «Жегота» оказывала, насколько это было в ее силах, помощь восстанию в варшавском гетто, а позже спасала от концлагеря и практически верной смерти некоторых его участников. Владислав Бартошевский стоял у истоков этой организации.
В 1940 году в возрасте 18 лет он попал в концлагерь Аушвитц, откуда через несколько месяцев был освобожден при содействии Красного креста. Позже вступил в ряды Армии Крайовой, а также он оказался связан с католической подпольной организацией Фронт возрождения Польши и как ее представитель вступил в «Жеготу».
Занимая до последнего времени формально не самую влиятельную должность в польских государственных структурах, Бартошевский фактически соединял нынешнее польское государство с наследием антифашистского подполья времен Второй мировой войны, причем с тем пластом этого наследия, на который обычно не принято обращать внимания — деятельность польских подпольных структур и трагедия польского еврейства во время Второй мировой войны обычно рассматриваются в качестве отдельных и не пересекающихся между собой сюжетов истории Второй мировой войны. Пример «Жеготы» - организации, объединявшей самые различные польские партии и общественные силы, где бок о бок работали, как поляки, так и евреи, считается уникальным для оккупированных Германией европейских стран. Участие человека, чья политическая история начиналась с активной деятельности в подобной структуре, в современной политике европейской страны также можно считать совершенно уникальным опытом.
Судьба членов «Жеготы» после войны сложилась по-разному. Кто-то уехал в эмиграцию, кто-то из представлявших в «Жеготе» левые партии сделал определенную карьеру в структурах Польской народной республики. Владислав Бартошевский был по своим убеждениям принципиальным противником послевоенного режима — это стоило ему нескольких арестов и заключений в 1940-е и 50-е гг. После некоторой либерализации второй половины 50-х его на долгое время оставили в покое и Бартошевский стал собирателем памяти о Второй мировой войне, деятельности подполья, судьбе польских евреев. Публиковал статьи и научные исследования. Работал в Люблинском католическом университете. Как научный и общественный деятель и хранитель памяти о судьбе польского еврейства и антифашистского подполья он много раз выезжал в европейские страны, США и Израиль. Был признан праведником среди народов мира. При этом ему разрешалось поддерживать связи и с польской эмиграцией. Благодаря своему опыту и последующей деятельности, он оказался связующим звеном между самыми различными силами, к которому с одинаковым уважением относились и польские эмигранты, и проживавшие в Израиле и США выходцы из Польши еврейского происхождения (чье отношение и к польскому государству, и ко многим польским общественным силам было, скорее подозрительным, причем, увы, не всегда без оснований).
Позже Бартошевский включился в деятельность «Солидарности», оказался интернирован во время введения Военного положения, потом выпущен, позже работал то в Польше, то занимался исследованиями за границей, но, в общем, большого участия в политической жизни, в том числе оппозиционной, он не принимал.
Однако в 1989 году в Польше началась новая эпоха, власть получила антикоммунистическая оппозиция и тогда, в почти 70 лет, Бартошевский превратился из ученого и ветерана в политического деятеля. Первоначально в 1990 ему предложили стать послом в Австрии. Тогда, при еще не рухнувшем Советском Союзе и сохранявшейся блоковой системе, должность посла в нейтральной Австрии была отнюдь не тривиальной. Новому правительству понадобился человек, обладающий авторитетом и самостоятельным мышлением. Позже Бартошевский дважды — в 1995 и в 2000- 2001 годах возглавлял в Польше министерство иностранных дел. Если задуматься, то мало где еще в 21 веке внешнюю политику страны определял человек, имевший опыт конспиративной деятельности во время Второй мировой войны (другим примером, впрочем, является соседняя Литва, президентом которой в 1998 по 2009 год был Валдас Адамкус, также участвовавший в национальном подполье).
Сложно сказать, насколько велик был вклад Бартошевского в какие-то внешнеполитические успехи Польши. Бартошевский принадлежал к определенному узнаваемому культурному типажу польской интеллигенции — обладал довольно едким юмором, сочетавшимся с несомненным личным обаянием и умением вести увлекательный разговор (за это его особенно любили журналисты). Весь опыт его жизни и личные убеждения приводили к тому, что он, как мог, старался наводить мосты и развязывать сложные исторические вопросы и с особенной неприязнью относился к тем, кто — под патриотическими лозунгами — действовал в обратном направлении.
Особенное поле для едких острот открылось с приходом к власти возглавляемой братьями Лехом и Ярославом Качиньскими партии «Право и Справедливость». Их стиль «защиты национального достоинства» Польши через поиск различных поводов оскорбиться на действия таких соседей, как Россия или Германия, подозрительность к оппонентам, антигерманизм братьев (который в иногда превосходил их фобическое отношение к России), оказались для Бартошевского особенно невыносимы. В одном из интервью он заявил, что Качиньские ведут политику с «надутыми губами». Это определение позже плотно вошло в польский политический язык.
Как только партия «Гражданская Платформа» смогла составить конкуренцию «Праву и Справедливости», Бартошевский открыто включился в ее поддержку, призывая «не доверять психическим девиантам, вымещающим свои проблемы на народе». Особо, впрочем, сторонники «Права и Справедливости» склонны припоминать Бартошевскому одну из заметок, в которой он, характеризуя результаты политики Качиньских как прискорбные, призвал называть вещи своими именами и по «совету давнего сатирика» начать «отличать быдло от небыдла». То, что Бартошевский назвал сторонников Качиньских «быдлом», а их оппонентов «небыдлом», долго обсуждалось в антилиберальных СМИ. Позже Бартошевский объяснял, что приводил по памяти цитату популярного в начале XX века польского сатирика, где речь шла о введение Калигулой коня в Сенат. Но это курьезные особенности того, о чем могут помнить старики и как это влияет на политику.
С 2007 года, когда правительство возглавила «Гражданская Платформа», Бартошевский стал советником премьер-министра по вопросам международного диалога. В его обязанности во многом входило укрепление связей и разрешение каких-то остающихся сложных вопросах в отношениях Польши с Германией и Израилем. И здесь его уникальная биография и опыт также оказывались важнейшим ресурсом, которым он старался пользоваться честно и ответственно, постоянно участвуя во встречах, проводя различные мероприятия и делая все, что от него зависело, несмотря на более чем преклонный возраст. Россия в прямую сферу его занятий не входила. Впрочем, в нынешней непростой ситуации, в которой оказались польско-российские отношения и вообще отношения России с Европой, он неоднократно высказывался, что верит в то, что они не перейдут за опасную грань, а сложности исправимы. Во многом это было связано с высокой оценкой политических способностей Владимира Путина, которого он, плотно занимаясь Германией, признавал большим знатоком механизмов немецкой и вообще европейской политики. У 90-летних политиков имеется своя мера оценок.
Так получилось, что одно из последних запомнившихся выступлений Владислава Бартошевского, было сделано на предвыборном собрании в поддержку Бронислава Коморовского (президентские выборы в Польше должны состояться 10 мая этого года). Профессор и советник включился в предвыборную кампанию, причем ему удалось это сделать так, что от всего достаточно скучного партийного мероприятия в памяти остались только его слова. Заканчивая речь, Владислав Бартошевский сказал, что его часто спрашивают, почему он так поддерживает Коморовского. На что дал ответ: «Мне ведь уже 94-й год. Коморовский может быть президентом следующие 5 лет. Наверняка, именно он будет меня хоронить».
В конце концов, когда большая и трагическая эпоха, уходит вместе с человеком и при этом оставляет от себя не только память о больших делах и светлых убеждениях, но и улыбку от удачной шутки, это тоже особое достижение.