Эта пара – на самом деле не пара и даже не путешественники. Они приехали на всемирный слет менеджеров сотового оператора Vodafon. Слово за слово, и вот они уже уговаривают ехать в свою Южную Африку, потому что там страсть как красиво, и потому что это лучшее место на свете, и тэдэ и тэпэ, а еще через минуту начнут показывать фото своей семьи.
Мой друг был в ЮАР. Я – никогда. Но там работала подруга – это раз, и, во-вторых, в Берлине навалом черных оттуда, которые торгуют травой. В моем понимании, Южная Африка – это немного странное место, где, конечно, отличная природа, винодельни, но при этом особняки за колючей проволокой. «9 район». Ну, то есть, совсем не старая добрая Европа.
Я думаю, что они, видимо... патриоты. И это, наверное, здорово. Но в 91 году мне было 16 лет, так что пока еще был жив СССР, я наслушалась столько ура-патриотического вранья, что словосочетание «любовь к Родине» – это почти слабительное.
Для русского человека эти понятия: Родина и Дом – они очень разные. Домой – это значит к себе в квартиру, в мир, который ты создал сам себе, а на Родину – это вовсе не Домой, а в среду, которую придумали какие-то чужие люди, и которая тебе не очень нравится. Которой ты не гордишься, потому что «гордиться своей страной» – у этого есть этот лицемерный советский привкус, и стоит только начать, как ты уже будешь проклинать коварный Запад и его же во всем винить.
И мне неловко. За то, что я живу в странном мире, где отношения со страной выглядят как «пора валить, здесь все ужасно».
Буквально на днях читала интервью одной молодой группы, которая хочет поехать в Англию и там заниматься своей музыкой. Идея отличная, но к ней прилагалось такое количество негатива на тему, как в России все безобразно, и что они не хотят ничего делать здесь, что им на все тут наплевать, и что они просто хотят жить в нормальных человеческих условиях, что даже мне, ни разу не патриоту, стало как-то противно.
Я послушала эту группу – они, если честно, и сами ужасные. То есть в России у них даже есть фанаты, они выступают на всяких концертах для хипстеров, а кому, честно говоря, нужно такое говно там, где на квадратный метр – тысяча поп-гениев, я понятия не имею.
Но ведь, на самом деле, я и сама так думаю. Только не вслух. И эти мысли мне тоже неприятны. И не потому, что я каким-то образом солидарна с глупой сентенцией «где родился, там и пригодился», а потому что в этих мыслях и рассуждениях очень много от «совка». Жизнь в СССР, правда, была и безнадежной, и невыносимой. И оттуда не уезжали с обратным билетом. Пути назад не было.
И странно, что мы с упорством повторяем настроения предыдущего поколения, и от настроений этих разит такой депрессией и обреченностью, что ясно – так дальше, правда, жить нельзя.
Потому что, во-первых, не все так плохо. Если все сложить и поделить, то всего десять лет назад, в пресловутые 90-ые, было намного хуже, и, да простят мне крайние левые мои буржуазные предпочтения, которые заставляют меня обращать внимание не только на кровавый режим, а еще и на чистые дворы с клумбами, на некоторое разнообразие в магазинах и на то, что сейчас девушек уже не затаскивают в машины в массовом порядке.
Восстанавливать страну после 74 лет разрухи, нищеты и внешней изоляции – это, конечно, безумно тяжело. Никто не спорит.
Недавно я прочитала, наконец, Меира Шалева, самого известного израильского автора. В книге «Русский Роман», которая сделала его всемирно знаменитым, он пишет о первых поколениях евреев, которые приехали в Палестину. Это была земля, с которой они были разлучены 2 000 лет, и которая встретила их безжалостным солнцем, тяжелейшим трудом в кибуцах и мошавах, из которой многие бежали в Америку, не выдержав ни того, ни другого. Но для многих это была земля их предков, и они вырастили в ней сады, они расплодили там первых евреев, рожденных на исторической родине, они отвоевали ее.
Это я к тому, что построить страну – это не записать две-три убогих песенки и тут же решить, что тебя здесь никто не понимает. Это нормально – ездить по миру, и даже уезжать навсегда по каким-то своим причинам. Но при этом так презирать и ненавидеть свое родное место – в этом есть стыд.
И я понимаю, откуда это берется. Например, в США патриотизм – это традиция и культура, общенациональная, она очень профессионально поддерживается и развивается. А нам тут взамен старых ценностей предлагают те же старые ценности, которые в новом мире выглядят еще более убогими. Запад хочет нас погубить, у нас спортсмены и самолеты, мы победили фашистскую Германию. Невыносимо актуально все это для каждого младше восьмидесяти.
Поэтому официальная любовь к стране и выглядит издевательством, насилием и фальшивкой.
Но даже при всем при том есть люди, каким-то удивительным образом миновавшие всеобщей «пора валить» - истерики. Я спросила приятеля, который нарочно вернулся из Парижа, чтобы служить тут журналистом. Ему во Франции было замечательно – у них там с другом успешный бизнес, прекрасная работа была. И вот я его спросила, когда огласили приговор Pussy Riot: «Скажи, ты не жалеешь, что вернулся? Неужели тебя все это не травмирует?». На что он пожал плечами, предупредил, что он, возможно, флегматик, и что, конечно, его все это огорчает, но он просто не может все время думать о чем-то в таком роде. И что ему нравится Россия, у него тут друзья, и что даже его бойфренду, французу, тут интересно, и это было обоюдное решение.
И, кстати, многим моим знакомым иностранцам, которые работают в Москве, нравится этот город. Ну да, не так чтобы они хотели тут жить и умереть, но вот на бытовом уровне им многое нравится. Москва, конечно, раздражает очень разными вещами (пробки!), но они не видят тут ничего такого уж безнадежного, что видят многие русские.
Но когда я говорю с моими друзьями англичанами/немцами/испанцами, то ловлю себя на желании убедить их в том, как здесь плохо. И мне кажется, что это такая тоже чисто совковая черта, которая во времена СССР делала из нас дикарей. Такая аксиома, что «здесь» хуже, чем «там». Потому что «здесь» – идеология и валенки, а «там» – рок-н-ролл и дубленки. Объективно, конечно, в Англии или Германии лучше, чем в России, но это очень местная особенность – сообщать об этом первыми. Это такая самоирония уже без иронии, сродни самоуничижению – причем без всякого практического смысла.
Я понимаю, что не смогу в ближайшие лет тридцать гордится своей страной так, как это могут итальянцы или шведы, и меня это расстраивает, но я могу хотя бы замечать, что меня окружает очень много потрясающих людей, которые открывают здесь хосписы, которые устраивают своими силами благотворительные распродажи, собирают волонтеров для тушения лесных пожаров или помощи после наводнения. В моем дворе люди сами высаживают вишни и цветы. Моя приятельница летом на даче каждый день убирает мусор с пляжа. Знакомые за свой счет строят у себя в деревне детскую площадку.
Кроме событий в лентах новостей здесь еще много чего происходит. И это все случилось за ближайшие лет пять, если не меньше. Люди стали другими, и это удивительно. В их жизни есть смысл – он будет и здесь, они найдут его где угодно.
У меня есть знакомый, который придумал себе такую историю, что как только самолет пролетает границу РФ, у него даже самочувствие ухудшается. Прямо вокруг самолета экология, культура и политика становятся настолько хуже, что весь отдых насмарку. И уже в русском аэропорту он на каждом шагу находит хамство, свинство и так далее. Я пообещала больше с ним не летать. Потому что так, правда, нельзя. То есть, разумеется, пусть он сходит с ума, сколько ему будет угодно, но я вижу зло, там где оно есть, а вот истерики на пустом месте меня угнетают.
Я взрослый человек и понимаю, что есть какие-то базовые ценности, с которыми можно спорить, переосмысливать, но в том или ином виде они должны быть у каждого человека. И нормальный адекватный патриотизм, в какой бы ты стране не вырос, и какой бы политический строй там не был в данный момент – это одна из них.
И мне хочется сказать случайным голландцам в баре в Барселоне: «О, Москва потрясающая! Она немного странная: наполовину все еще коммунистическая, наполовину – современная, роскошная, и здесь можно увидеть очень необычные контрасты, и такие особенные вещи, как русское метро, которые, разумеется, пронизано духом сталинизма, но этот город страшно быстро меняется, и вы не узнаете его уже через две недели». Я украла это мнение у своего знакомого из Каталонии, но он абсолютно прав.
Если никто не будет любить это место – оно никогда не станет лучше. И даже если пока проще любить его не как родственник, а как психоаналитик, который видит все изъяны и поражения, но понимает, что их можно вылечить (даже если на это уйдут годы), – пусть так. Нейтралитет уже точно лучше ненависти и презрения, которые достали еще больше, чем московские пробки.