Хотя началось это чуть раньше – когда вышел его альбом Next Day с песней «Где мы теперь», где он вспоминал свои берлинские годы, а также последующие события – падение Стены и так далее. Уже тогда начались выставки «Мода и Боуи» и в младохипстерском магазинчике появились книжки-картинки про Боуи и чтоб поменьше текста. Но сейчас все будет по-другому. Не удивлюсь, если из бывшего помещения Hansa Studios сделают дом-музей, или из частной квартиры на Hauptshtrasse, что в районе Штеглиц-Шонеберг. И город выкупит у хозяев эту квартиру.
Правда, обстоятельства появления Боуи в Западном Берлине не такие уж и ванильные.
К 1976 году у Боуи окончательно съехала крыша на базе наркотиков. В интервью он нес такую пургу, что не по себе становилось всем. Он рассказывал, что видел НЛО в количестве шести штук лично, и что гитлеровский нацизм это очень-очень интересно. Его близкие не умели о нем заботиться, они даже не могли заставить его нормально есть – он был на чистых драгзах. Об этом вспоминала Анджела (Angie) Боуи – он на все отвечал «Не говорите мне, что мне делать!». Его квартира на Doheny Drive была набита наркотиками и какими-то полузнаменитыми шлюхами из шоу-бизнеса, обнюханными и обколотыми по самые ноздри.
У него началась уже паранойя, вызванная химикатами. Со своим не менее наркотическим френдом Игги Попом он немного тусил в студии, где записал две песни Movin On и Drink To Me, которые так никогда и не были выпущены – так что ждите, теперь на волне боуимании нас ждет и это тоже. Рядом еще тусила некто Коко Шваб. Она же была рядом с Боуи во время европейской части турне Station to Station, которое включало в себя Швейцарию и Хельсинки.
Он решил ехать в Хельсинки через Москву с Игги Попом и Коко Шваб. Но на границе в Бресте советские конфисковали всю его библиотеку - несколько книг про Геббельса, Альберта Шпеера. Книги ему нужны были как материалы к фильму о Геббельсе, который он задумал. В это же время он начал помогать Игги перезапустить карьеру, и они записали альбом Idiot. На сведении альбома в Hansa Studios в Берлине, где он в интервью сказал «Я высказываю то же мнение, что и Гюнтер Грасс – Берлин это центр всего, что случится в Европе в ближайшее время». Но то, что он увидел – это был «город, который отрезан от собственного мира, искусства, культуры, умирающий без надежды на возрождение» – по его собственным словам.
В то же время, его привлекло ощущение того, что «в Берлине на тебя всем насрать. Тут полно и так нищих художников и прочей суеты, кому есть дело до британской поп-звезды, что тут тусит». А еще, конечно, его цепляло то, что именно тут звучали его любимые немецкие артисты Kraftwerk и Neu.
На решение базироваться в Берлине повлияло не только желание артиста слегка замедлить потребление химикатов, но также его немецкоговорящий антураж – типа Коко Шваб. Более того – он познакомился с писателем Кристофером Айшервудом, который написал Goodbye in Berlin. Кристофер жил в Берлине в 20-е годы, и эта книга, написанная в те годы, стала основой фильма «Кабаре». Это тоже сильно повлияло на Боуи.
Он снял квартиру семи комнат на Хауптштрассе 150, ему в этом деле помог Эдгар Фрёзе из Tangerine Dream, еще одной синтезаторной немецкой группы. Там они зажили с Игги Попом, который поехал в Берлин, потому что решил, что это будет помощью в его борьбе с героином. Кстати, именно Эдгар помог Боуи слезть с наркоты. «Когда он, спустя три года покидал Берлин, он был чистым», - сказал Фрёзе в интервью незадолго до своей смерти в 2015 году.
Во многом Боуи помогла работа – считается, что Берлин помог ему сделать три альбома, которые теперь и именуют берлинской трилогией. Хотя, если честно, первый – Low - был записан во Франции и только завершен в Hansa Studios с Тони Висконти и Брайном Ино. Сам Боуи вспоминал, что ему было очень страшно, когда он из окон видел патрули, которые маршировали вдоль Стены – все это было видно прямо из студии, которая когда-то была танцевальным залом, где зависали нацистские офицеры. И этот страх тоже формировал его новый звук – синтезаторный эмбиент, в противовес предыдущей поп-фазе его творчества.
Пока он писал Low, он был еще в подавленном настроении, но тем не менее, он сделал то, чего от него никто не ожидал - полностью сменил стиль. Здесь есть инструментальные куски и песни с многослойным вокалом Дэвида. Хитом с альбома считается Be My Wife, с промо-роликом, где Боуи играет в белой комнате на красном «стратокастере».
Но настоящий Берлин начал присутствовать и вылезать из всех закоулков его креативного ума на следующем альбоме берлинского периода – Heroes. По поводу заглавной песни – у Боуи было несколько подходов к написанию текста, который он хотел посвятить страданиям влюбленной пары, разделенной берлинской стеной. Несколько недель записанный инструментал стоял вообще без текста и Боуи собирался его оставить именно инструментальной пьесой, когда понимал, что не может написать текст.
Но в конце концов два фактора повлияли на окончательное решение - картина Отто Мюллера «Любовники меж стен сада», которая, несмотря на свою довоенную хронологию, стилистически почему-то весьма совпадает с Heroes. А вторым была книга итальянца Альберто Денти Ди Пираджино – «Могила Дельфина» про послевоенную Италию. А еще он совершенно случайно из окна студии увидел, как его продюсер Тони Висконти страстно обнимается с Антонией Маасс (немецкой певицей из группы Messengers) в тени берлинской стены. Про это он, впрочем, молчал двадцать лет, потому что Тони был все еще женат на Мэри Хопкин.
В песне есть и стена, и одиночество, и разлом, и пули, свистящие над головами. Поэтому странно было слышать, когда песню Heroes вдруг стали брать как саундтрек к спортивным мероприятиям по телевизору. Она совсем не про героев и не про чемпионов.
«Единственный героизм, который мы можем себе позволить - это получать удовольствие от того, что мы еще живы», - сказал он потом в интервью Melody Maker.
Еще одна песня, что делала отсыл к ситуации в самом Берлине, была Secret Life of Arabia. И некоторым образом – инструменталка Neukoln, где он играет на саксофоне. Тогда Нойкельн был еще районом Берлина, где никто не хотел жить из-за стены – там жили в основном турецкие гастарбайтеры. Сегодня в Нойкёльне фиг что купишь из недвижимости, это один из самых живых районов наряду с Кройцбергом, про который, к сожалению, у Боуи ничего нет.
Тем не менее, сам он был большим ценителем Кройцберга, потому что сюда они ездили с Игги Попом в клуб SO36. Клуб существует и поныне, там устраивают живые концерты и весьма интенсивные дискотеки.
Говорят, что Боуи пользовался в Берлине только общественным транспортом, предпочитая автобус.
Берлинские газеты уже нарисовали карту Берлина Дэвида Боуи – хоть броди с ней в самостоятельной экскурсии. Здесь и его дом на Hauptshtrasse 155, и знаменитое гей-кафе Anderes Ufer по соседству в 157-м доме. Дискотека Dschungel на Nurnberger str 152 (про нее он поет в песне Where are we now), Paris Bar на Кантштрассе 152, Café Einstein на Курфюрстенштрассе 58, Exil на Пауль Линке Уфер и так далее.
Одним из самых любимых его мест был музей Brucke в Далеме, где отличная коллекция немецких экспрессионистов, именно тут он и увидел работу Отто Мюллера, которая повлияла на его берлинское творчество.
Последним альбомом в берлинской трилогии стал Lodger. Технически он тоже датируется временем, когда Боуи уже покинул Берлин – 1979 годом. Но то, что он получил от города, здесь чувствуется на полную катушку. Это наиболее простой из берлинских альбомов Боуи – тут нет инструментальных пьес и, скорей, это авангардный поп – к тому же на диске есть два отчетливых песенных хита – «Look Back in Anger» и «Boys Keep Swinging». И хотя он, в отличие от предыдущих двух, альбомов не расширяет границы музыки, но зато встраивает музыкальные берлинские достижения Боуи и Ино в более приемлемые для народных масс рамки.
Приехал Боуи в Берлин, напичканный наркотиками со странными идеями о том, что Англии нужен новый фюрер и сильная рука.
Берлин вылечил его от обоих заблуждений – он уехал посвежевшим, с новыми музыкальными идеями и полностью вылечившись от симпатий к «сильной руке», потому что воочию увидел, к чему это все приводит.
Берлин помог Боуи. Теперь имя Боуи помогает Берлину.