Я бы вообще отнес местную литературку к разряду смешных недоразумений, если бы участники «литпроцесса» так сильно не надували щеки и постоянно бы не бубнили про то, что поэт в России больше, чем поэт. За этой формулой мне всегда мерещилось какое-то лукавство, как будто кто-то хочет себе вымутить какие-то бонусы под разговорчики. Типа Петрарка ваш - это поэт, а вот Высоцкий он, конечно, больше чем. Подставьте любые другие фамилии - без разницы.
Проблема в другом – десятилетиями на этой почве ничего не растет. Литература, которая достигла небесных высот в деле оправдания и обеспечения функционирования одного из самых подлых проектов в новейшей истории, хотя бы сама себя превозносила, изучала, промоутировала и почковалась. Отсюда какие–никакие имена. Какие-никакие тексты, которые можно также гадливо исследовать, словно свидетельства материальной культуры в опустевшем концлагере – матрасы там, железные шконки, дизайн вентилей для подачи циклона-Б.
Немудрено, что дети и внуки всей этой лагерной самодеятельности оказались еще менее фертильными. Какая-то суета в углу наметилась во время перестройки – почуяли комбайнеры пера, что на волне интереса и жалости можно что-нибудь впарить напрямую, без всяких государственных издательств. И получить не бумажки в Березку, а нормальных денег. А потом как-то и интерес улетучился, и жалость. И стало модным хаять ножки Буша. Вы только посмотрите, уже лет двадцать пять – четверть века - хомячки, они же бывшие самые активные, в собственных глазах, читатели в мире – жуют одни и те же имена. И их пять-десять всего.
В нормальном процессе за год рождается новых авторов в сто раз больше, чем на этой территории за десятилетия – зайди в Barnes и умойся слезами. Но тут же принято импотенцию прикрывать сальным галстуком комсорга и крутить старую шарманку про то, кто чего выше и жаловаться на издателей и публику.
Мне жалко прекрасного актера и мужчину Стивена Фрая, которому пришлось появляться в уродском костюме русского писателя, и представлять то, что нынче опять называет себя русской литературой в сериале Russia’s Open Book (посмотреть сериал можно здесь), что можно также перевести и как «Россия – открытая книга», и как «Открытая книга России». Бла бла бла, Сорокин, бла бла бла, Прилепин, бла бла бла, Быков, заодно Мариам Петросян, которую знают только те, кто давал ей премии, совершенно странный персонаж Анна Старобинец.
Единственный, кто относится к литературе в списке, который подали английским документалистам – Людмила Улицкая, которая уже не одно десятилетие своими книгами грамотно делит читающую публику на профессиональных русских и профессиональных остальных. Под песенку «все они марионетки», которая уже достала с 70-х годов хуже лимонада «Колокольчик», идут кадры «писательских прогулок» - эвфемизм для протестных акций в Москве – и эти люди все говорят о литературе.
О боже. Как говорил один джазовый барабанщик, «когда я перестал играть джаз, я стал о нем много говорить». Русские писатели много говорят о литературе. Собственно, не начав играть джаз.
Ну, понятно, что Быкова не остановить, как поющего Кобзона, Прилепину вообще лучше бы ничего не говорить своим смешным голоском, который разительно контрастирует с брутальностью его образа.
Хорошо, что Сорокин вообще у нас не из говорливых, – бережет слова, собирает в крупицы. Но из всей программы видно, как движение зимы 2011 года вдруг стало еще одним перестроечным шансом подсуетиться для жнецов и сеятелей буквенной нивы, оживить интерес нормальных рынков, где и издатели не воруют, и публика - не дура. Особенно, когда ей умные слова зачитывает такой милый зайчик как Стивен Джон Фрай, и с его подачи даже такое большое литературное надувательство, как нынешняя русская словесность, которая уже который век прикрывается шинелью Гоголя и которое десятилетие льнет к странному сюртуку Солженицына, выглядит интригующей. Глубокомысленно, как выглядит практически все зачитанное на иностранном языке. Даже надпись на заборе.