Этот, признанный гениальным, немец – просто человек. Он, кажется, скорее исключение из закона Чезаре Ломброзо о психической неуравновешенности и даже помешательстве, жизненно необходимых всякому гению. Иоганн Себастьян Бах совсем не похож на гения. Возможно даже, он — неправильный гений.
Из той редчайшей разновидности гениев, которые не балансируют на грани бытия и небытия, не маются от несовершенства мира, не рефлексируют и не мечутся в час между собакой и волком в поиске себя истинного, а идут уверенной поступью, твердо зная где свернуть, где остановиться и с какой стороны обойти лужу, чтобы не замарать башмаки.
Здоровый и жизнерадостный, крепкий и кряжистый, подвижный и лишенный сомнений, комплексов и, кажется, вовсе не считавший себя великим художником, он не странен, не вычурен, не манерен и лишен намека на экстравагантность. Бах — человек почти заурядный — обычный работящий и расчетливый семейный бюргер, за которым его большое семейство было как за каменной стеной. А еще любитель поплясать, пошутить, закусить и выпить. Он — не святой. Он — от мира сего.
Но в этом-то и коллизия… Бах — необыкновенный: первоклассный органист, мастер клавикорда и клавесина, требовательный преподаватель, импровизатор, блистательный сочинитель органной музыки, избавивший ее от обыденности и заставивший парить. Перфекционист – исполнитель, он был всемогущим властителем органа.
Его манера сочетать разные регистры органа и искусная игра сначала пугала, а затем поражала современников — «он брал на педальной клавиатуре не только основные тоны аккордов и не только те звуки, которые заурядные органисты берут мизинцем левой руки: нет, он играл ногами — в басовом регистре - настоящую мелодию, подчас такую, которую мало кто мог сыграть как следует всеми пятью пальцами руки».
А еще Бах — неутомимый труженик, дирижировавший, репетировавший с хором еженедельные службы и концерты, дававший уроки, разрабатывавший новую технику игры, консультировавший постройку инструментов и настройку новых органов. Большой профессионал, он знал в совершенстве, что и как должно звучать…
Но что совершенно удивительно, И.С. Бах был человеком, не чуравшимся должностей, поступательного карьерного роста, сочинительства на заказ, придворного композиторства и денег. Он зарабатывал и умел это делать. Он менял места работы, если где-то жалование было выше и свободы действий больше. Бескомпромиссный, прямолинейный, самостоятельный, упертый в отстаивании своих взглядов. Расчетливый, хваткий, проницательный. Подрабатывавший на свадьбах и похоронах и требовавший доплаты за работу.
Он бывал гордым с начальством, заносчивым с клиентами, конфликтовал с работодателями и городской администрацией – для исполнения оркестровых произведений ему давали 8 музыкантов, а он хотел 20! Он преклонялся перед музыкой Дитриха Букстехуде, которого уважал, но шутя, с ухмылкой «обыгрывал» заезжих органистов-конкурентов, выставляя их своей игрой, своими блестящими вариациями, своими трудноуловимыми и поразительно легкими и незаметными движениями пальцев, полными неумехами. А по молодости он мог влезть в драку. И все это — великий и непостижимый Бах.
Кажется, через именно просто людей, через их творения Бог, буде он существует, хочет передать всем остальным духовные, вневременные, транскультурные, вненациональные универсалии, такие как чистота, гармония, свет, добро, надежда и любовь. И пусть человечество считает, что оно самодостаточно — само вот взяло и изобрело антибиотики, космический корабль, термоядерную реакцию и всемирную паутину.
Сейчас я о вещах неуловимых, тонких, непрактичных и, в определенном смысле, необязательных, но существующих благодаря тем людям, чьей рукой двигал Бог. «Бах не устаревает, как не устаревает природа его породившая», — писал Иоган Форкель о Бахе. Он и сегодня славит Бога. И кажется, даже если бы при жизни Бах знал, что сразу после смерти его творения будут забыты, а рукописи погибнут, он не бросил бы сочинять. Ибо это была его работа и его миссия здесь, на планете Земля. Он просто не смог бы ее не выполнить. Бах работал на века.
Я не музыковед, не умею играть на музыкальных инструментах, хотя когда-то безуспешно учился, и не помышляю подвергать Баха анализу. И эти мои слова о музыке и человеке, который ее написал — слова дилетанта, слова слушателя, слова очень личные. Это слова благодарности небу.
Бах для каждого свой. Он персонален. Он подтверждение того, что я есть. Потому, что его музыка – личное обращение, долетевшее свозь время и попавшее только в мое ухо, постучавшееся в мою барабанную перепонку и преображенное моими нейронами в мое собственное чувство. Конечно, его можно слушать сидя в кресле в концертном зале или на скамье в соборе, слушать вместе с другими, но каждый услышит свое и остановится на мгновение, чтобы, пусть не задуматься и даже не задать себе вопрос, а просто сделать паузу. Эта пауза, застывшая картинка и есть жизнь.
И вот в этот самый момент безвременья, оказавшись на его драматической вершине один на один с собой, можно возликовать открывшимся просторам и пространствам внутри себя или, увидев триеровские черные бездны, растеряться или испугаться. Воспринять пронимающую мощь и прозрачный, кружевной звон колокольцев «смутного и запутанного» Баха бывает сложно, трудно и как-бы ни ко времени… Немедля найти в нем удовольствие сразу не получится, а может и не получится вовсе. Но попробовать остановиться, а значит понять, что ты живешь, стоит. Но мы почти не останавливаемся, думая, что живем.
Я смотрю на портреты Баха и не узнаю его за официальной постановкой головы, основательностью черт, тщательно уложенными буклями парика и строгим взором. Все как на плохом снимке, когда фотограф говорит: «Внимание, птичка!» и лица каменеют… Я смотрю на него и не понимаю, как это возможно — невероятно приземленный образ и неизмеримый небесный талант.
Но я слушаю Баха и узнаю его. Есть много разных его портретов, а музыка одна… И в ней — человек с безошибочным чутьем и сверхчеловеческим пониманием гармонии. В ней — плодотворнейшая работа, неиссякаемая энергия духа, и сила, и феноменальное рвение , и то, что не передать словами — сложный и совершенный, но одновременно простой и многомерный в своем прочтении знак – сигнал – послание.
Могу слушать Баха утром, днем и вечером. Разного. Все подряд. Стараюсь делать это почаще. Я вдыхаю его токкаты, фуги, хоралы, мотеты, концерты, клавиры, кантаты и выдыхаю. Так я отгораживаюсь от суеты, злобы и фальши. Занавешиваюсь. Его полифония отключает все другие окружающие звуки, и я начинаю смотреть вокруг по-другому, думать по-другому, оценивать по-другому. Это для меня очень много значит, потому что держит меня на плаву, давая второе дыхание и… упорядочивая жизнь.
Бах утилитарен! Его музыку можно уподобить инструкции и набору простейших инструментов для того, чтобы собрать стул, стол и книжный шкаф из Икеа. Представим невозможное для шведских комплектовщиков, но частое для нашей жизни — нет этой бумажки с чертежом и гаечного ключа. Нету! И ты нервничаешь. Потому что не складывается! Потому что не понимаешь что к чему, психуешь, ругаешься, ошибаешься и начинаешь собирать свой жизненный конструктор заново и снова бесишься, ковыряешь ногтем винт до крови, а он не ввинчивается, ты прилаживаешь одно к другому, а оно не отсюда, ты стараешься соединить элементы, но пазы не совпадают.
Ты устаешь от этого, не можешь присесть и отдохнуть, поскольку перед тобой – хаос, разрозненные, бессмысленные элементы, и даже стул сделать ты не можешь — из-под рук выходит угловатое колченогое убожество. Отчаяние. Но тут звонок в дверь. Ты открываешь — на пороге человек в комбинезоне с бейджиком на веревочке. На нем написано: Иоганн Себастьян Бах. Человек протягивает инструкцию по сборке и две крутилочки - торцевые шестигранные ключи, возвращая смысл твоей работе.
Что бы ты не делал, что бы не происходило вокруг, смысл возвращается. Ты успокаиваешься, неспешно выстраиваешь мир вокруг себя, и все встает на свои места. Собираешь головоломку, организуешь пространство. Достаешь с полки шкафа книгу, пододвигаешь стул и садишься за стол. Получилось. Покой и радость. Вспоминается Альберт Швейцер, сказавший: «Бах — завершение. От него ничего не исходит, но все ведет к нему».
В жизни всегда приходит время, момент и человек, от которого ты узнаешь что-то очень важное — не раньше и не позже. Когда-то раз, лет уж не помню сколько тому, я сидел в воскресенье в редакции журнала «Формула здоровья», работал с текстом и слушал неистовый испанский фанк. Слушал на всю катушку – музыка разносилась по длинным пустым коридорам издательского дома Independent Media.
В редакцию зашел незнакомый человек. Я сделал потише. Человек представился: «Коста Гусалов, я из «Ведомостей» и спросил, «А вы не пробовали послушать Баха?» Мы разговорились. Через полчаса он принес мне записанные на CD болванку баховские «Вариации Голдберга» в исполнении Глена Гульда и, прощаясь, произнес: «Кто-то сказал, что Бах — единственное доказательство существования Бога». С того самого момента я знаю, что так оно и есть.
P.S. Дабы не обидеть племя современных атеистов, окончательно сформированных хищным ХХ и злобных веком нынешним, предложу следовать за строчкой Григория Померанца: «Если слово Бог не вызывает у вас ничего, кроме недоумения, замените его словами «вечность», «целостность», «смысл жизни».