Почему на это стоит посмотреть? Чуть застенчивая естественность Кожокару на сцене сродни той, которую можно увидеть у актрис в фильмах Сокурова или у героинь неоклассического кинематографа. Таких танцовщиц больше нет.
Классический балет – триумф условностей. В какой-то момент кто-то из солистов начинает задыхаться в этом мире кисеи, фанерных домиков, поблекших яблок из папье-маше и негнущихся пыльных синтетических роз. Им хочется жизненной правды. Тридцатилетняя Кожокару, в отличие от многих коллег по профессии, никогда не озвучивала жалоб такого свойства, не металась из труппы в труппу и не искала стратегических альянсов с современными хореографами. Она выбрала другой способ творческого роста. Просто решила, что будет выше бутафории, а на условности, как в жизни, не станет обращать внимания.
Уроженка Бухареста, Алина выросла в семье конюхов. Ее первым увлечением стала гимнастика, однако девочка довольно быстро переключилась на балет и в девятилетнем возрасте отправилась учиться в школу балета в Киеве.
В карьере балерины ключевое значение имели две партии – Жизели, ставшей для десятилетней Алины партией мечты, и Золушки, которую балерина станцевала в Киевском театре оперы и балета в 1998 году.
«Увидев Жизель, я поняла, какой хочу быть на сцене; у меня с этой героиней произошло какое-то сцепление, сразу – и намертво», – рассказала балерина.
Классическая петербургская Жизель – рафинированное, почти бестелесное существо. Мечта эстета. Жизель Алины Кожокару очень телесная, земная, как любят говорить некоторые киношники, «нутряная» – такая, что реагирует всеми потрохами.
В отличие от кино, балет не является искусством крупного плана. О выражении глаз балерины публика может только догадываться, но из этого правила есть исключение. Взгляд Алины Кожокару зрители могут почувствовать. В этом взгляда – изумление женщины, которую только что предали, изумление, перерастающее в ужас, который переживается почти по-детски.
Ее широко раскрытые от ужаса глаза мы видим каким-то внутренним зрением. В отличие от большинства русских танцовщиц, которым нравится наделять Жизель легким флером фатализма, – ведь все же, в конце концов, читали либретто, что тут прикидываться; и кто устоит перед искушением поиграть в femme fatale, – Кожокару в партии Жизели доверяется своей первой любви с почти щенячьей радостью, не чувствуя подвоха. Превращение из крестьянской девушки в вилису у Алины Кожокару получается особенного свойства: это трансформация наивной девочки в ночной кошмар мужчины, который ее предал. А про femme fatale – это не к ней.
Кожокару никак не назовешь гламурной. Разговаривать со мной в гримерке балерина пришла совсем без косметики, тихо присела на краешек дивана.
«Я очень серьезно отношусь к жизни», – в какой-то момент говорит танцовщица, но это замечание, в общем-то излишне. Все читается в ее позе прилежной ученицы: балерина слушает вопрос, наклонив голову, задумывается, и, когда находит точную формулировку, улыбается с радостным облегчением.
Гипер-ответственность сочетается в Алине с очаровательной непосредственностью, перед которой невозможно устоять. Чего стоит фраза про то, что победительница престижного конкурса балета в Лозанне, переехав в Лондон и танцуя в Ковент-Гарден, ощущала себя в первые пару лет неотесанным восточноевропейским гастарбайтером. «Все было проблемой; языка я не знала совсем и не умела даже пользоваться банковской карточкой – в Киеве всегда платили наличными», – вспоминает Кожокару. «А эти тучи квитанций – за газ, свет, телефон – снились мне в кошмарах по ночам».
Сказка про Золушку не была в детстве ее любимой, но относилась к очень понятным. Бедность, упорный труд и мечта о признании – Алина Кожокару с этим выросла. «В какой-то момент, уже танцуя Золушку на сцене, я вдруг поняла, ой, да это же про меня», – рассказывает балерина. «Но я мечтаю нечасто и не особенно много. В балетной школе в Киеве мне хорошо объяснили вашу русскую поговорку про терпение и труд».
Алина Кожокару поделилась со мной своей мечтой. Ей хочется сыграть в кино серьезную драматическую роль. И чтобы там было то, что ей понятно в Жизели и Золушке – про хрупкость, беззащитность, черную работу и счастливый конец. Я пожелала ей успеха. Она заслужила крупный план, свое право смотреть в глаза зрителю с экрана, широко раскрыв глаза.
