Германия стоит на пороге тяжелейшего кризиса. Политикам нельзя верить ни на грош. Немецкие пенсионные фонды разорятся со дня на день. Европейская валюта обвалится и разрушит немецкую экономику. И, главное, мусор уже не вывозится из моего двора уже два дня подряд!
Примерно в таком порядке пролетают мысли о скором конце света в голове немца, когда он размышляет об окружающем мире. Мир окрашен преимущественно в самые темные тона – таково самое известное в Европе свойство немецкого сознания.
Немецкий язык дал миру немало новых слов – но далеко не все они закрепились так прочно, что стали обозначать глубокие метафизические понятия. И если, например, в русском языке мы находим немецкие вкрапления от гроссмейстера до штангенциркуля, то в английском одним из самых известных заимствований из немецкого языка остаются блицкриг и… «ангст».
Что такое «ангст»? В русском языке это слово не прижилось, а вот англичане и американцы, изучавшие немцев поплотнее, чем русские, его отлично знают. Если немецкое Angst означает обычный «страх», то, будучи помещенным в английский язык, это слово означает несколько другое понятие. В английском термин «ангст» закрепился за крайне немецкой, куда более узкой, но и куда более мощной характеристикой – German Angst это экзистенциальный, всесокрушающий, беспричинный и неуправляемый ужас. Это глубинная неуверенность не только в своем завтрашнем дне, но и в завтрашнем дне всего мира.
Именно такие мысли охватывают немцев раз за разом, когда они начинают думать о несовершенстве окружающего их мира. А поскольку представления об идеальном мире у немцев достаточно высокие, «ангст» от созерцания несовершенной реальности немцы испытывают очень часто.
Сложно сказать, что является причиной этого свойства национального характера немцев. Вряд ли такими причинами являются катастрофы, пережитые немцами в XX веке: от гиперинфляции 1920-х, когда буханка хлеба стоила сотни миллиардов марок, до поражения во Второй мировой войне, окончившейся разделением страны.
Дело в том, что немецкий «ангст» описан еще раньше – вплоть до эпохи немецких романтиков. Скачущий по ночному лесу отец с умирающим больным ребенком на руках – герой баллады Гёте «Лесной царь» – отлично иллюстрирует эту национальную черту немцев. Кстати, неудивительно, что современные немцы из группы Rammstein перепели балладу, и в ней ребенок теперь не просто умирает от болезни, а его душит его же отец, прижав к себе с силой – от страха.
Итак, «ангст» сопровождает немцев всю их жизнь. Немец мучительно страдает от несовершенства мира и своей неспособности мгновенно привести окружающую действительность в идеальный порядок. Причем как «катастрафу» немец часто воспринимает такое положение дел, которое почти любой иностранец посчитает вполне удачным порядком вещей. Но то иностранец, а не немец! Не зря же немцы сами называют себя «нацией нытиков».
В любом фрагменте окружающего мира немцу видится конец света. На выборы пришло не 90%, а только 84% избирателей? Избирательная система катится в тар-тарары, граждане потеряли веру в политиков, демократия в опасности, очень скоро нас ждет диктатура!
Площадь офисного помещения на одного работающего сократилась с 35 квадратных метров до 32 квадратных метров? Германия скатывается в экономику вытягивания жил из работников, мы потеряем последние остатки экономической солидарности! В Японии взорвалась атомная станция?! Нам надо срочно закрыть все наши 17 реакторов, и все равно, что в Европе, помимо Германии, расположено более 140 реакторов – нам надо закрыть все реакторы немедленно!
Неукротимый «ангст» охватывает все стороны жизни немца. Каждый сбой в работе системы воспринимается как предвозвестник скорого и неизбежного апокалипсиса. Не пришедший вовремя автобус, отсутствие в магазине нужного сорта яблок или неудачное высказывание политика рассматриваются не сами по себе, а как «провал системы» (а где провалилась система, там провалится и мир).
Когда президент ФРГ Кристиан Вульф был вынужден уйти в отставку из-за того, что позволил своему приятелю-бизнесмену заплатить около 2 000 евро за отдых в далеко не самом дорогом отеле, немецкое общество начало готовиться хоронить доверие к политикам – хотя любой итальянец, француз или русский был бы счастлив, если бы в его стране подарки не в 2 000 евро, а в 200 000 евро высокопоставленному чиновнику были бы самыми страшными обвинениями.
То же самое и с другими сторонами жизни. Немецкая система здравоохранения одна из лучших в Европе и в мире, практически любой немец, вне зависимости от своих доходов, может рассчитывать на лучшее медицинское обслуживание, и многомиллиардные дыры в бюджетах медицинских страховых касс регулярно и безропотно закрываются из федерального бюджета.
Но стоило несколько лет назад правительству принять закон, обязывающий немцев раз в квартал вносить по 10 евро дополнительных взносов (причем только в случае визита в этом квартале к врачу!), как немцы начали возмущаться, что миру настал конец.
Как раз тогда я сидел на дружеской вечеринке, в которой принимали участие немцы и американцы. Знакомая немка начала жаловаться на нововведение, говоря про скорый крах медицинской системы и ожидающие страну ужасы. Слушавший ее американец – самый вежливый человек, которого я когда –либо видел, не повышавший голос ни на кого и никогда – стал пунцовым и вдруг очень тихо, но жестко сказал: «Послушайте, не смейте так говорить про свою медицину. Вы не были в США, вы не знаете, что происходит там. Вы должны быть счастливы, что у вас такая медицина».
Я не стал вмешиваться в разговор, хотя мог бы добавить многое и про российскую медицину, – но вряд ли это могло бы убедить типичного немца уверенного, что «в этой стране все самое плохое в мире».
Удивительно, как в таких условиях Германия умудряется выживать и показывать миру и устойчивый экономический рост, и один из самых высоких уровней жизни. Однако типичный немец уверен: статистика если и не врет, то не отражает всей правды. Немецкий «ангст» подсказывает немцу: рост экономики базируется не на устойчивом базисе, а на зарплатном демпинге. И, кстати, что вы будете делать, когда русские отключат нам газ? Вот!
Коренное недовольство окружающим миром вызывает к жизни еще одно очень немецкое явление: «раздраженного гражданина». Это раздраженный гражданин требует закрыть все АЭС, а затем недоволен тем, что электричество приходится производить на «грязных» угольных электростанциях или на зависящих от русского газа газовых станциях.
А стоит правительству начать субсидировать солнечные или ветряные генераторы, как все тот же раздраженный гражданин протестует и против их установки: ведь солнечные батареи портят зеленые луга, а ветряки так и вовсе уродуют ландшафт и раздражают жителей своим гудением. И да, эти ужасные линии электропередач, которые теперь встречаются гораздо чаще, чем во времена централизованного производства электроэнергии! О, поверьте моим словам, Германия катится в пропасть с нынешней энергетической политикой! Это все Меркель! Она погубит, погубит страну! – причитает пораженный немецким «ангстом» немец.
Разумеется, немецкий «ангст» не был бы такой устойчивой чертой национального характера, если бы не нес в себе помимо разрушительных свойств еще и свойства, полезные для выживания нации.
Как любое проявление тяги к перфекционизму, немецкий «ангст» отлично помогает немцам мобилизовываться для выполнения сложных работ. Именно «ангст» помогает достигать почти идеальной работы бюрократической системы: поскольку любой провал и неточность воспринимаются как катастрофа, участники системы прикладывают максимум усилий для их недопущения. Однако любой иностранец, приезжающий в Германию и общающийся с немцами, нет-нет да и вздрогнет, когда в очередной раз немец рассказывает о том, что «эта страна погибнет» – только потому, что дорожный знак о ремонте установлен не так, как предписывает Разъяснение к применению правил дорожного движения.
