Хроническая болезнь левизны

Больше всего Олланду рады те, кто не привык работать, и те, кого – как бы это потолерантнее? – принято называть «неэтническими». Остальным французам страшно не повезло. В первую очередь потому, что страшно не повезло самому Олланду. Я, конечно, не о дожде, который пролился во время инаугурации на президентскую голову, стоило ей только показаться в люке автомобиля. И не о молнии, поразившей избранника в первый день президентства. Я о том, что бывшему мелкому чиновнику, то есть новому президенту Франции, предстоит в ближайшие четыре года скрестить ежа с ужом, а именно: собственные левые взгляды – с тем, что досталось ему в наследство от Саркози.

С последнего спроса нет. Во-первых, он уже занимается «джоггингом» в парке. А во-вторых, ну что спросить с правого, буржуистского и шелкоперистого? То, что делал Саркози, вполне вписывалось в рамки его собственной личности: он был такой, какой он был – говорил, что думал, был эмоционален, проводил непопулярные реформы, носил дорогие часы, женился на хоть и бывшей, но все-таки топ-модели, и, вообще, любил контрасты.

Олланд же другой – он Новосельцев французского разлива, который решил взять на себя роль рассудительного и спокойного родителя, ратующего за счастье сирых, убогих и покалеченных жестоким временем детей. Детей непостоянных и требовательных, надо отметить. Детей, которые последние 30 лет, потакая собственным капризам, только и делали, что меняли левых на правых, а правых на левых.

Виктория Сарыкина

Виктория Сарыкина, журналист. После школы пришла в "МК" и осталась там на долгие годы. В 1999 уехала в Париж, сменила фамилию на Мусина-Пушкина и стала собственным корреспондентом во Франции. Там же получила второе высшее в Университете Paris II Pantheon-Assas, изучала экономику и право масс-медиа. Вернувшись в Россию, работала в журналах и писала в разные глянцы. Запустила несколько стартапов. Воспитывает троих детей. Увлекается росписью мебели, играет на лютне.

Впервые романтика социализма захватила умы французов в конце 70-х: страна была напугана мировым нефтяным кризисом – «30 лет великолепия» закончились жесткими реформами действующего правого президента. «Бескомпромиссного и авторитарного» Жискар д’Эстена сменили на социалиста Миттерана. Тот привел с собой товарищей по духу и еще протащил коммунистов.

Все вместе они додумались до создания Министерства свободного времени, назначили в него министра и решили, что последующие замки на песке могут быть такими же устойчивыми, как мавзолей Ленина. Социалистический романтизм, в конце концов, также надоел французам. Конечно, «Все люди – братья, а работа не волк, в лес не убежит» – это очень приятная и удобная формула. Но народ ждал перемен. И опять сменил левого на правого.

Ширак же был известный плут: умел красиво говорить, вовремя стелил соломку, попорхать тут, пощебетать там, показать избирателям популистический жест. Непоследовательность реформ, пустые обещания и неожиданный роспуск парламента с видами на то, что в него войдут правые, перевернули все с ног на голову – в парламент вошли левые, позиции премьера-социалиста Жоспена прочно укрепились и при действующем правом президенте начались бодрые социалистические перемены.

Так, например, в жизни француза появилась 35-часовая рабочая неделя. А про то, что такое профсоюзы, вам, наверное, рассказывать не надо – всяк планирующий поездку во Францию теперь читает новости: не бастуют ли пилоты? Не объявили ли голодовку грузчики багажа?

К 2000 годам на пышной груди Марианны повисли все, кто только пожелал это сделать. В первую очередь – выходцы из Африки и арабских стран, чьих дедов столетиями колонизаторы угнетали на бананово-кофейных плантациях, и чьи отцы отстраивали Республику в 60–70-е за французское гражданство. Так и жили.

Мужчины ходили в центр занятости отметиться и получить пособие. Женщины рожали (у мусульман аборты и контрацепция под запретом). Дети считали, что в стране процветает расизм, и значит, можно угрожать полицией любому белому, даже если воруют у белого кошелек. А государство, то есть те, кто работает 35 часов в неделю, прокормит. Но и те, кто работали 35 часов, считать научились: зачем работать за тысячу евро, когда можно жить на пособие в тысячу евро?

Поэтому Ле Пен возник не на пустом месте. Ультраправый кандидат в президенты сулил Франции самые невероятные перемены, он так заманивал, что французы чуть не купились. Они передумали в самый последний момент, испугавшись за свою репутацию. «За вора, но не за фашиста!» – кричали избиратели перед вторым туром «Ле Пен – Ширак».

Зря, конечно, испугались: над Ле Пеном дамокловым мечом висели бы и закон, и парламент. А в результате страна поимела вялые реформы, погромы в пригородах, растущую безработицу, демонстрации молодежи, возмущенной законом о первом найме (увольнять молодого специалиста в течение двух лет в любой момент без выходного пособия), и раздутую толерантность в СМИ, которые с удовольствием показывали по ТВ и в прессе лица белых преступников, но всячески маскировали данные разбойников, если те носили имя Ахмед или Махмуд. Недовольны были все – и старые деньги, и новые деньги, и белые воротнички, и синие, и этнические, и «понаехавшие». Что оставалось делать Шираку к концу второго срока? Только уйти на пенсию, поддержав Николя Саркози.

Саркози был всем хорош. Правый, но не ультра. Позер, но не краснобай. Харизматичный, но консерватор. Молодой, но опытный. Конечно, жители гетто застыли в напряжении: Саркози, еще будучи министром внутренних дел, устроил неэтническим экзамен не на жизнь, а на смерть, называя их «отбросами», которые «следует вымывать из пригородов с помощью «Керхера». А тут еще его реформы и проект о возрастном пенсионном цензе (сегодня на одного молодого работающего французского гражданина приходится четыре «нахлебника»), запрет на ношение хиджаба.

Да все эти часы, да яхты, да другая блестящая разлюли-малина. Некстати разразился и мировой кризис. И хотя Саркози изменился и даже снял дорогие костюмы, было поздно – ему не простили даже правые. И те, кто не простил, пошел и проголосовал. Но не за Олланда (как думают умиляющиеся над французскими выборами русские), а против Саркози. Опять проголосовали сердцем, короче.