Я никогда не жила дольше месяца не дома, никогда не оставалась без прослойки безопасности в сложных жизненных ситуациях, никогда не решала вопросов, как жить дальше. То есть, конечно, решала, но решение всегда было естественным: выйти замуж за любимого человека – конечно, родить детей – с радостью, кардинально поменять работу – только на пользу, переехать за город – с удовольствием. И вообще жизнь вертелась ровно в центре моей зоны комфорта с милыми сердцу людьми, в красивых местах, с родителями, которые вроде и не рядом, но всегда-всегда близко.
Все, что я знала об Израиле, это то, что тут живут евреи, тут жарко, но весело, повсюду хай-тек и достижения выдающейся еврейской мысли, вкусная еда и практически Европа, но с морем, солнцем и крайне недружелюбными соседями. До нашей «эмиграции» мы ни разу тут не были. Пропаганда работала вовсю, сайт Министерства Абсорбции обещал райские кущи, кучу бесплатных денег и легкую интеграцию в лишенное даже намека на дискриминацию общества.
То, что из эпицентра зоны комфорта меня со всей моей семьей зашвырнуло в жерло вулкана, стало понятно месяца через три после нашего приезда. В начале мы были очарованы – уж кто-кто, а Израиль умеет себя продать. Мы получили документы через 3 часа после приземления, мы стали гражданами, социально защищенными жителями, мы стали на шаг ближе к статусу человека мира, и самое главное, мы каждой клеточкой почувствовали, как нам тут рады.
Это было настолько непривычное чувство, что мы готовы были расцеловать клерка в больничной кассе, учительницу в школе, риелтора – всех, кто искренне желал нам удачи, говорил «добро пожаловать домой» и предлагал помощь. Мы ходили по улицам, всем улыбались и были похожи на студентов, закончивших университет, с азартом выбирающих по какой дороге пойти и уверенных, что все дороги только для них.
Это было прекрасно - мы чувствовали себя нужными и важными не для кого-то кто тебя любит и знает, а для целой страны. А из страны, которой ты нужен, знаете ли, не уезжают, в ней живут, работают, защищают ее и любят. Оказывается – это так просто быть патриотом.
Одним словом, мы решили остаться. На улицах было грязно, хай тек нигде не пробегал, Европа оказалась самым что ни на есть Ближним Востоком, но мы влюбились в ощущение свободы выбора, снова почувствовали себя молодыми и всесильными.
Странности начались, когда мы начали искать постоянную квартиру. Я решила, что уже достаточно хорошо говорю на иврите (ошибалась) для того, чтобы обойтись без риелтора, и пошла искать квартиру сама. Квартирный вопрос в Тель-Авиве – это боль, надежды, разочарования и обманутые ожидания для всех страждущих хорошего недорого жилья.
Оно тут просто отсутствует как класс. Либо дорого, либо очень дорого, либо халупа за очень дорого, либо халупа за очень дорого в жутком районе. Есть, конечно, случаи, когда звезды складываются причудливым узором и находится хорошая квартира за вменяемые деньги с приличным хозяином, но эти случаи редки и, подозреваю, придуманы для поддержания духа ищущих. Обычно какой-то из пунктов хромает. Но даже если все вроде сошлось, на сцену выходит человеческий фактор.
Три раза мне отказывали в контракте из-за того, что мы новые репатрианты и у нас нет справок о трех зарплатах. Два раза не соглашались подписывать контракт без двух гарантов-поручителей, которых новым жителям без родственников и друзей физически не откуда взять. Однако все эти люди говорили, что желают нам удачи и очень хотят, чтобы у нас тут все сложилось хорошо, потому что люди мы приятные и дети у нас замечательные. Но контракт не подписывали. В итоге более-менее приличная квартира нашлась, но розовые очки по поводу радушного приема на новой родине как-то поблекли и потеряли свою розоватость.
Странности продолжились и с работой. Логично приехав в другую страну, не говоря на местном языке, испытывать сложности с трудоустройством. Но нет – работы полно. Она правда не самая квалифицированная и совершенно точно низкооплачиваемая, но при наличии местного паспорта работу официантом, разнорабочим, продавцом на телефоне можно найти за один день. И совершенно необязательно говорить на иврите. Может статься, что будет достаточно родного языка – будь то русский или английский. Однако, чтобы обеспечить себе какой-то минимальный уровень комфорта нужно работать на двух или трех работах – это если у тебя семья и съемная квартира в приличном районе.
Если хочется работать на одной работе и сносно зарабатывать, нужно работать на себя. Открывать фирму и что-то делать. Магазин, парикмахерскую, фирму по уборке. Что угодно. Процесс регистрации занимает день, новые репатрианты имеют существенные льготы в налогообложении и кредитовании, а отчётность сведена к минимуму. Нужно только не бояться и делать.
И это для меня было очень странно, так как прямо противоположно тому, что считалось нормой в моей системе координат. Я всегда думала, что работать на кого-то проще и безопаснее, чем пытаться как-то выплыть самой. Здесь кажется, что все наоборот.
Чем дольше мы тут живем, тем больше обрастаем знакомыми и тем яснее бьются те стереотипы, которые нагромоздились у меня в голове по поводу израильского общества. Во-первых, я категорически отказалась ехать в традиционно русские пригороды Тель-Авива, ибо решила, что общаться мы тут будем с израильтянами и вообще интегрироваться в местную жизнь сразу и без всякого там Советского Союза, русских магазинов и русской речи на улице. Ну и поселилась в самом центре, где в детском саду и в школе в классе на 33 ученика нет ни одного русскоговорящего ребенка.
Это безумно интересно, увлекательно и познавательно. При ближайшем рассмотрении израильтяне оказались совсем не такими теплыми и радушными, вовсе не бегут на помощь по взмаху ресниц и не упускают случая обмануть при удачном стечении обстоятельств, если понимают, что ничего им за это не будет. И все это было бы абсолютно нормально – обычные люди не должны быть гениями доброты и отзывчивости – но зачем было так настойчиво нравиться в начале? Зачем обещать? Зачем делать вид, что рады? Люди всю жизнь прожившие в России- существа с тонкой душевной организацией и на радушие очень падки. Обидно разочаровываться. Особенно, если возможность жить среди неравнодушных людей была основной причиной для того, чтобы остаться.
А вот «русские» израильтяне наоборот оказались совсем не такими, как я представляла. Они-то, как ни странно, рады и помогают, и поддерживают.
Конечно, все не так однозначно – у нас здесь появились и местные-местные, и местные-русские, и местные-французские друзья. Повстречались прекрасные люди, и это большое, просто огромное счастье. Но в целом опять картина мира перевернулась с ног на голову – все оказалось ровно наоборот.
Хотя, говорят, все меняется, когда случается война. Страна консолидируется, евреи забывают обо всех внутренних конфликтах, ашкенази вместе с сефардами, коренные жители вместе с понаехавшими, религиозные вместе со светскими – все встают единым фронтом против внешней угрозы. В непростые времена все настоящее остается, а придуманное уходит.
Таким трудом выстраданное государство защищает всех без исключения. Это тоже очень странное чувство - патриотом в России быть совсем не получалось. Я, пожалуй, просто не умею любить страну. Не свой дом, город, березку, а вот именно страну. Хотелось бы научиться, но пока просто завидую тем, кто умеет и любит.
Наверное поэтому мы все еще тут. Мы можем вернуться в любой момент – наш дом, друзья и родители остались на месте. Но почему-то мы этого не делаем. И это тоже странно и непонятно. Нам страшно и трудно. Но нам интересно, мы катаемся на этих американских горках, мы строим планы и зарекаемся строить планы дальше ужина.
Пробуем разобраться, пробуем полюбить. Будущее наше туманно и нам самим ничего не ясно, но, видимо, пока градус странностей не вышел за пределы не совместимые с жизнью. А вот чувство, что ты живешь в стране, которую действительно искренне любят, для меня ново, и теперь я не вижу в нем ничего странного.
