Этот новый «Сирано де Бержерак» в Малом театре по словам Юрия Мефодьевича Соломина на традиционного Сирано вовсе не похож.
Ну да, в спектакле не задействован поворотный круг, и все эти дотошно, по-музейному точные интерьеры усадеб, чем так старомодно мил и отчаянно упорен Малый театр, – не вращаются по ходу действия. И само действие не дробится паузами-антрактами, а буквально выплевывается драконьим огненным дыханьем. Хотя нет, один антракт все-таки есть, перед финалом. Иначе главный герой, пожалуй, бы уже не говорил, а только хрипел.
– Это очень французский спектакль, – сказал про «Сирано» Юрий Соломин.
По новозаведенным традициям, Малый, вступивший в Союз театров Европы, заказывает итальянские пьесы итальянским режиссерам, а французские – французским. «Сирано» поставил Жорж Лаводен, респектабельный мастер, десять лет руководивший парижским «Одеоном», неоднократно наезжавший в Россию с мастер-классами, и работавший с додинской труппой в Питере.
Непривычными для Малого оказались европейски сжатые, короткие сроки постановки – 6 недель на все. Впрочем, Лаводен, наслышанный про академические традиции Малого, выказал максимальное уважение: было даже подобие застольного периода. «Я много слышал про традиции Малого театра. И все равно был впечатлен, – поделился Жорж Лаводен. - Прежде всего концентрацией артистов и их умением держать ритм».
Удивительно, но режиссер, переставивший множество классики, за «Сирано» взялся в первый раз. Для Лаводена в пьесе Ростана оказался самым главным сам Ростан: режиссер не выпускал пьесу из рук. И главное решение по тексту, как рассказала переводчица режиссера Римма, было принято заранее: выбор пал на перевод Елены Баевской, как на наиболее близкий к оригиналу.
На репетициях Лаводен читал на французском, Римма на русском. Искали соответствия. Иногда находили несоответствия. А иногда и вовсе попадали впросак. Например, сцена под балконом, когда Сирано в темноте, притворившись Кристианом, льет сладкий мед в уши Роксане, в переводе Баевской почему-то отсутствовала. Обнаружилось это в процессе постановки... Но переводчица Римма не растерялась: она взяла сцену под балконом из Щепкиной-Куперник.
Но это так, милые маленькие детальки, которые рассказали на выдохе артисты после премьеры.
Этот Сирано прекрасен своим напором. Он прост и понятен. Не потому что созвучен нынешним временам, и проблемы – герой алчет славы, власти, денег, а любовь накрывает его будто эпидемия, – актуальны. Ростановский герой, как Д'Артаньян, скроен по той же мерке, что не выходит из моды никогда.
Лаводен не рискует на чужой территории. С наполеоновским, ростановским, дюмовским упорством пылкого француза он настаивает: сначала текст, а потом и все остальное. И эта огромная глыба ростановского текста – хитового текста, «Сирано» уже больше ста лет постоянно ставят по миру, – выпущенная на свободу, бьет хвостом как рыба и прекрасно плавает на исторической, основной сцене на Театральной площади.
Собственно спектакль этот больше всего напоминает чтение по ролям. Читают блистательно, в безумном темпе, с юношеским восторгом, с прекрасным произношением – а то как же, Малый театр, Щепкинское училище! Недаром Юрий Мефодьевич отметил: «Студентов в спектакле нет, все артисты Малого театра». Правда, артисты совсем зеленые. Александра Иванова — Роксана – второй год в театре, Сирано-Коновалов и Кристиан-Дривень немногим дольше. И эти молодые профессионалы восхитительно, с отличным произношением читают громады ростановского текста. Легко, четко, весело, с задором и без надрыва.
«Сирано» играют одним составом. Некогда было постановщикам готовить второй.
Вся французская сценография сводится к фрагментам текста, написанных то мелом на доске, то на ткани. Есть конечно, и муляжные пирожные, и бокалы вина, и бутылки, и даже настоящая колбаса (в сцене перед боем на самом деле что-то жуют), – но это так, неважно, мельком, вскачь, без подробностей и увлечения деталями. Вот текст, да. Говорят, говорят и говорят. И даже фехтуют. Но не то чтобы с пренебрежением, а вскользь. И вот опять говорят. Костюмы эффектные, традиционных приглушенных, очень любимых французами тонов. Художник Жан-Пьер Верже использует те же палевые оттенки, что принесли «Золотую маску» Жерому Каплану, оформившему в стиле старинных открыток балет Ратманского «Утраченные иллюзии» в Большом. Если красный, то винный, винно-бордовый, коричневый – охристый, оттенков красной средиземноморской земли.
И все равно, и нарочито сдержанная сценография, и пышные костюмы, и галопирующий ритм действия – это только средства, которые помогают произнести и услышать текст.
