Итак. Очень личный момент: почему вот я отчетливо помню все дни 8 Марта, проведенные на родине, и почти ни одного - во Франции? Хотя нелегкая журналистская судьба, как говорится, заставила меня провести в Париже почти семь, самых что ни на есть, зрелых лет в здравой памяти.
Ответ простой: француженкам в этот день не дарят цветы. Понимаете, на парижской улице никакой Мастер не встретил бы никакую Маргариту, потому что в весенний день не было бы у нее в руке надлежащего букета «отвратительных, тревожных желтых цветов». Никакого букета не было бы. А если бы был, она бы была не одна.
А у нас в этот день по городу идут женщины - совершенно одни - и все с букетами!
...Помню, как на рубеже 70-х, в пятом или шестом классе, заряженный обоймой гривенников, пятиалтынных и двугривенных, я, «зайцем», естественно, ехал на трамвае из школы к метро «Динамо», чтобы купить нашим девочкам и учительницам хоть какие-то цветы. Делегировали же меня на нехитрую базарную операцию из-за единственной в классе пятерки за контрольную по математике.
Девочек в нашей переполненной школе (45 человек в классе!), которая по стечению обстоятельств - нарочно ж не придумаешь - находилась рядом с улицей 8 Марта, было отчего-то чуть не втрое больше, чем мальчишек. Учителей же мужчин не было вовсе. Так что цветов надо было купить - пропасть.
И потому у меня были полные мелочи глухо звенящие карманы: все, что наши хулиганы сэкономили на завтраках и обедах за последние пару недель. Мышиного цвета школьные форменные брюки приходилось то и дело подтягивать, чтобы они предательски не спадали от тяжести монет: ремней в школе, согласно распорядку, не полагалось.
С тюльпанами и даже мимозами тогда в стране СССР была не меньшая напряженка, чем с докторской колбасой, поэтому продавались у любимого нами стадиона только какие-то бессмертного вида прутики. На них были напылены пенопластовые шарики разных цветов. Были еще какие-то вялые революционные гвоздички, но они уже были совсем не по школьному карману.
Цветов-прутиков бабка мне покидала полный мешок, который я гордо приволок в школу. Девчонки лукаво делали вид, что им все равно, а учительницы, отряхиваясь от то и дело падающего с прутиков наэлектризованного пенопласта, грубовато-весело шутили: «Вы нам что, на могилку такие веники приготовили?»
Мы, мальчишки, все равно были счастливы: в кои-то веки мы в школе учились не географии или математике, мы учились дарить радость этим загадочным женским существам и отчего-то были счастливы еще больше них.
Завтра мы еще надергаем за косы наших девчонок, еще заставим вздрогнуть учительниц от наших проделок, - но это будет завтра, завтра, а вот сегодня!...
Так было и до нас, так повторялось из года в год. И повторяется уже какое поколение. Разве что цветы стали доступнее, и металлические деньги больше не в ходу в силу неоднократных революционных финансовых потрясений.
Никакой такой цветочной истории в Европе нет. Я имею в виду, конечно, классическую, западную Европу, а не постсоветскую восточную, где, говорят, цветы кое-где по-прежнему дарят на 8 Марта, вопреки единой европейской валюте.
...В середине 90-х, по приезду в Париж, мы первый раз снаряжали дочь к 8 Марта во французскую школу. Я, апеллируя к собственному опыту, подробно объяснил ей, как это приятно - дарить учительницам цветы в этот день.
И она гордо, в сопровождении папы-оруженосца, прошествовала по авеню Боске с двумя или тремя букетами прямо под Эйфелеву башню, где была ее французская школа. Дарить цветы! Поздравлять учительниц! Тем более, легкомысленно объяснял я шестилетней дочери, 8 Марта у них рабочий день, им, бедным, вдвойне будет радостно от обилия цветов. Букеты были роскошные - брали в соседнем с тассовским бюро цветочном магазине.
Мне бы сразу насторожиться - еще когда цветочная хозяйка задала пустячный вроде бы вопрос, для каких, собственно, целей такие ранние утренние букеты. Расплачиваясь в пустующем магазинчике тогдашними франками и удивляясь дешевизне мартовских роз, я как-то пропустил наводящий ее вопрос мимо ушей.
Зря. Потому что дочь я принял у школьных ворот после уроков чуть не в слезах. Представляете, в этой французской школе в тени Эйфелевой башни совсем никто не понял, зачем она принесла эти цветы, да еще с таким торжественным видом - как папа учил.
Ее детские попытки объяснить французским школярам и учительницам что-то с моих слов упирались в еще неуверенный словарный запас и всеобщее удивление. Дети в классе откровенно смеялись.
Не принято, знаете ли, у них такое баловство.
Конечно, у них есть отдельный день матери, когда дети дарят подарки мамам. И есть день бабушки. И дарят бабушкам. Никто не забыт, будет награжден в свою очередь. И день папы тоже есть. Чудесно! У них есть дни рождения, когда учителя, конечно, получают свою порцию поздравлений как каждый нормальный человек.
Но у них нет праздника для всех - чувствуете разницу? - для всех женщин. Для всех вместе. Когда цветы дарят даже тем, кто ставит тебе двойки. Или косо смотрит из соседнего бюро.
Между тем, никогда не стану утверждать, что французским женщинам неприятно получать цветы 8 Марта.
Помню, как расцвела тогдашний государственный министр по социальным вопросам, второй человек в правительстве, Мартин Обри, когда я подарил ей этакую социалистическая розу (символ Соцпартии), - совпало, что ее встреча с журналистами была как раз 8 Марта.
Меня снимало ТВ и фотографировали коллеги, приставая: что это значит, такой журналистский прием в расчете на эксклюзив?
Расчета не было, был просто рефлекс, воспитанный в 211-й школе весьма проблематичного квартала Москвы, но, удивительное дело, Обри потом никогда не уклонялась от моих профессиональных вопросов.
И я тогда с демонстративным успехом повторил этот трюк сначала с министром юстиции модельной внешности Элизабет Гигу (правда, это уже было не 8 Марта), а потом и с другими официальными лицами слабого пола. Вы будете удивляться, но последователей у меня не было! При всей очевидной продуктивности такого демарша.
Случались, правда, конфузы. Когда я брал интервью у Мишель Мерсье - великолепной Анжелики всех времен и народов, сильно опаздывал и не успел купить букет. Пришлось на ходу дернуть цветок из клумбы у отеля, но он был какой-то хилый и впечатления поначалу не произвел. Зато в разговоре выяснилось, что Мерсье любит «кровавую Мери» с русской водкой, а я - вот журналистская удача! - как раз в портфеле имел сувенирный шкалик. И, знаете, «кровавую Мери» Мишель все равно непроизвольно занюхивала нелицензионным цветком.
Кто-то будет вам говорить, что французские женщины слишком деловиты, не реагируют на букеты, если они поступили от коллеги, а не от любимого мужчины. Не верьте. Дарите цветы французским женщинам, они будут вам благодарны. Им будет радостно не меньше, а то и больше, чем нашим отечественным красавицам.
Но нашим дарите больше. И чаще. Каждый день.
И еще: скоро весна. Поверьте.
