Не только запретить текст книги на территори Германии, но и при помощи такого инструмента как авторское право блокировать его распространение в других странах. Нет-нет, ни в коем случае мы не осуществляем цензуру на территории других стран. Мы просто волнуемся по поводу нашей собственности и ее священности.
Действительно, ценность автора как автора – это штука относительная, для того, чтобы ее понимать, надо книжки читать было раньше, а не в айпаде. Более того, уровень автора – не причина для того, чтобы лишать текст защиты прав. Если кто тут сможет мне объяснить, чем с литературной точки зрения писатель Паланюк лучше писателя Гитлера, – я с удовольствием выслушаю. Но те, кто хоть как-то разбирается в текстах, со мной согласятся, а мнение остальных – мычание в сортире и неинтересно ни разу.
Но писатель Гитлер сильно отягощен практикой, и поэтому его банят там, где принято банить. В Германии, в России. Там, где считается, что слабые на голову сограждане не способны разобраться, где мысли становятся деструктивными... А поэтому сразу их надо кастрировать.
ОК, не вопрос. Только наши германские друзья завели себя в тупик – хотя бы потому, что целиком текст Гитлера публиковать нельзя, а, скажем, частями с комментариями – можно. Следовательно, текст можно издать целиком, но серией брошюр? Чем, кстати, тут и собрался заниматься один немецкий издатель.
Кроме всего прочего, любой издатель знает, что на произведение есть свой срок, после которого произведение может перети в public domain, и тогда от вашей концепции нераспространения путем непредоставления авторских прав останутся рожки да ножки. И запретный плод пойдет на лотки. И что вы будете делать? Ну, конечно, – запрещать, запрещать и еще раз запрещать. А что вы еще умеете делать? Ведь спорить невозможно – любой спор, где оппонента сранивают с Гитлером, должен быть прекращен за бесперспективнотью?
Вот пишет человек: Навальный – это Гитлер сегодня. О чем можно дальше говорить? Или там: Сталин – это Гитлер. Тоже – тупик. А как быть, если Гитлера называют Гитлером? Куда приведет этот спор? А спорить, собственно, не о чем – потому что нет первоисточников для спора. Типа, вы должны поверить нам, что он «Злодей Номер Один». ОК. Мы все живем в странах, которые так или иначе пострадали от Гитлера. Даже если мы живем в Мюнхене, федеральная земля Бавария. Мы должны верить трактователям только потому что они (мы) жертвы?
Спокойно – мы прекрасно знаем, что человек склонен врать, и никто не удвиляется, когда жертвы начинают то преувеличивать размер ущерба, то приуменьшать – в зависимости от того, что в данный момент жертва хочет получить взамен. И хотелось бы документов. Но документы со времен Нюренбергского трибунала не в чести. Настоящее понимание размаха преступлений пришло позже – и именно с независимыми исследованиями документов. Теперь нам продолжают говорить: мы не дадим читать вам тексты преступника, которые раскрывают суть его преступной идеологии.
Хорошо, вы считаете, что слабенькие на голову соотечественники поддадутся гнусной идеологии и примут ее как свою. Но, оставляя эти слабые головы без гитлеровских текстов, – вы жаждете заполнить эти слабые головки своими мыслями и установками? Не так ли? Значит, вы мечтаете опереться на слабеньких духом и разумом, сделать их своими слепыми последователями? Ну, тогда, чем вы отличаетесь от того, чье имя рушит любой спор? Осознанием собственной правоты? Она относительна. Осознанием собственной непогрешимости? Она еще более относительна. Только тем, что в рамках капиталистического законопослушания многие годы владели правами на человеконенавистнический текст? А насколько он античеловечный – вот настолько или вот настоооолько? Вы знаете, что пока «Моя борьба» не была запрещена к продаже в России, ее мало кто читал? И я в том числе. Мне просто неинетересн это автор. Равно как Пелевин. Или его тоже нельзя называть?
