Ксавьер Мишо

Вот тебе и французский кантон в Швейцарии – один англоговорящий ратратчик на бригаду из 35 человек, подготавливающих трассы Вербье. Хотя удивляться тут, в общем-то, нечему: ни журналисты, ни тем более гости курорта особым вниманием этих отважных людей не балуют.

Я вообще, похоже, был первым, кто напросился поратрачить склон вместе с профессионалом, чем вызвал легкую панику в офисе по туризму – что со мной делать, было не очень понятно, где искать англоговорящего ратратчика – тем более. В общем, компании Televerbier, обслуживающей канатные дороги и склоны Вербье, пришлось поднять досье всех своих сотрудников, чтобы найти Ксавьера Мишо. Обаятельного, смешливого, открытого парня, род занятий которого едва ли вязался с его натурой.

Трассы готовят ночью, в ратраке только водитель, он же профессиональный «снегоукладчик». То есть вокруг тьма и тишина, лишь изредка прерываемая сообщениями диспетчера, а под тобой машина, похожая на робота-трансформера и игровую приставку PlayStation за 300 тыс. евро, в которую играешь в одиночку. Ты сам по себе.

Ксавьеру такое положение дел, впрочем, нравится – он любит и ночь, и тишину, и горы, и даже одиночество. Жалеет только, что рассвет больше не встречает на работе: раньше трассы подготавливали утром, с 4 до 9, а потом решили, что снегу нужен 6–8-часовой отдых перед «рабочим днем», и переключились на вечерние и ночные смены. Ксавьер работает с 17:30 до 20:00 и иногда выходит в ночную – с 20:00 до 4:00.

Про машину свою рассказывает как про любимую игрушку. «Тут у меня джойстик для переднего ковша, здесь – для заднего. Ими мы возвращаем на место снег, который лыжники «стаскивают» с трассы за день. Они регулируются по глубине грумера, скорости вращения, углу закрылок и еще куче параметров».

«А вот мой touchbook», – показывает на что-то вроде ноутбука с GPS, по которому диспетчер в любой момент может увидеть, в каких кустах застрял Ксавьер, и спросить, почему тот бьет баклуши. На деле прибор, конечно, несет в себе и более важные функции: замеряет все исходные показатели трассы, подсказывает, что с ней делать.

Один ратрак в Вербье оснащен сонаром и ползает по всем трассам, замеряя глубину снега под собой, и транслирует эту информацию всем машинам, чтобы их водители знали, куда нужно подсыпать, а где только чуть отутюжить. Оптимизация расходов, будь она неладна!

Работают ребята на двух типах машин – обычном ратраке и ратраке с «винчем». «Винч» имеет все те же насадки спереди и сзади, которыми, наверное, можно и снеговика вылепить, управляя этими ковшами из кабины. Но есть у него и еще одна важная деталь на кузове – мощнейшая лебедка, способная на тросе тащить всю махину вверх по крутому склону или, наоборот, придерживать эту каракатицу на спуске.

Спрашиваю: «Наверное, все хотят на «винч»?» – «Не, это как ездить на большом мерседесе или маленьком фиате – каждому свое». Но вообще, чтобы управляться с «винчем», нужен большой опыт работы на ратраке именно с лебедкой (чтобы просто управлять ратраком, достаточно обычных водительских прав). И «винч», в отличие от обычных ратраков, которые могут гладить трассу хоть втроем, работает только один.

Уклон, или градус, трассы не имеет для ратрака практически никакого значения, если есть «винч» и специально оборудованные на верхних границах трасс балки и якоря, чтобы зацепиться за них лебедкой. Ремни безопасности на такой трассе обретают новый смысл и зачастую попросту не дают тебе выпасть из кресла в огромное лобовое стекло на спуске.

В какой-то момент, когда мы работали на «винче» и казалось, что земля вот-вот ударит по лбу, я уже просто не мог не упираться в него ногами. Попросился выйти, чтобы посмотреть на это со стороны и чуть подышать – от ползания вверх-вниз уже немного мутило. Светящееся всеми прожекторами чудовище, «висящее» на тросе в 800 м на каком-нибудь 30-градусном склоне, – зрелище настолько поразительное, что посмотреть на это весной выползают из-под снега даже просыпающиеся местные мармоты, над которыми умиляются все без исключения.

А вот «бестолковых лыжников», гоняющих по ночам по свежеприготовленным трассам с фонарями на шлемах, ратратчики недолюбливают. Мало того что практически в душу гадят, расписывая только что сделанную трассу. Они же жизнью рискуют, сами того не подозревая, говорит Ксавьер. Офисные работники, которые заканчивают в шесть, ужинают и на скитуре поднимаются вверх, чтобы спуститься разок перед сном, в буквальном смысле рискуют головой, «пролетая» мимо работающего на склоне ратрака с «винчем». Не заметить натянутый стальной трос в темноте на скорости – плевое дело.

Самое тяжелое, говорит Ксавьер, – работать в туман или шторм. Не видно ничего даже с прожектором и подсыпает все время. В снегопад можно начать ночью и до полудня следующего дня ползать. Видимо, именно такая ночь ему и предстояла. Когда мы закончили и выбрались обратно к верхней станции на Савольер, сильно снежило, и диспетчер просил Ксавьера подождать еще полчаса наверху, посмотреть, не утихнет ли снегопад.

Меня Ксавьер посадил в вагончик канатки, который вытолкал на линию, завел ее и толкнул кабинку. «Спать не ложись пока – позвоню, если останусь утюжить! Поднимешься, и поболтаем еще», – кричит мне вслед. А я машу рукой и думаю: «Вот ведь повезет, если в самом деле останется! Ночь, тишина, горы вокруг…»